Верхний баннер
09:57 | ПЯТНИЦА | 29 МАРТА 2024

$ 92.26 € 99.71

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

22:00, 26 сентября 2010

Можно ли сделать карьеру в науке?

Ведущий: Здравствуйте, друзья. Продолжается прямой эфир на 91,2 FM. У микрофона Роман Попов. Антон Мелехин за звукорежиссерским пультом. Сегодня мы поговорим о науке. Ну, заявили тему мы так – можно ли сделать карьеру в науке? Я бы еще добавил – и на чем ее можно сделать? У нас в гостях доктор наук, зав.лабораторией института механики сплошных сред Уральского отделения РАН, участник конференции TEDxPerm. Автор многочисленных публикаций Юрий Райхер. Юрий Львович, здравствуйте.

Юрий Райхер: Добрый день.

Ведущий: Начать эфир хотелось бы с того, что от лица всей радиостанции, всех наших слушателей я вас поздравляю с днем рождения.

Ю.Р.: Спасибо.

Ведущий: С оффициозом покончено. Юрий Львович, что такое TEDxPerm?

Ю.Р.: TEDxPerm – это такая забавная штука. Мне впервые пришлось участвовать в конференции такого формата. Наши профессиональные конференции, они устроены совершенно по-другому. Там все-таки, действительно, профессионалы встречаются. Эта конференция с очень, я бы сказал, гуманистическим посылом и очень широким захватом публики. Есть, насколько я понял и документов, которые я читал, из материалов, существует, так сказать, главный TED, который организовался где-то в 1984 году в Америке. С тех пор он регулярно происходит, кажется, раз в год. И основной меседж, который этот TED… тДавайте я объясню расшифровку. Technology, Entertainment, Design, то есть, Технология, Развлечения и Дизайн. Вот этот вот ТЕД приглашает знаменитых докладчиков, людей, которые согласно уставу этого ТЕДа имеют что-то, чем они хотят поделиться с очень широкой аудиторией. Идеи эти относятся к классу идей, которые способны улучшить жизнь человечества в целом и каждого отдельного индивидуума в частности. То есть, посыл целиком гуманистический. У них отдельно декларировано, что ни политические, ни религиозные вопросы на ТЕДе вообще не рассматриваются. В этом смысле он вот так вот совершенно нейтрален и абсолютно политкорректен. На сайтах ТЕДа, главного ТЕДа можно найти эти все материалы. А TEDxPerm и другие TEDx-ы – это мероприятия, которые ассоциированы с ТЕДом. То есть, это, возможно, национальные сообщества, возможно, какие-то межнациональные. Я имею в виду, в одной стране и в нескольких странах, где собираются люди, которые разделяют эти идеи, которые поддерживают начинание, которое было когда-то основано ТЕДом. Они регистрируются на том ТЕДе, согласуют с ним программу того мероприятия, которое хотят провести. По определению, это прописано в документах, все эти выступления, все эти мероприятия они безгонорарные и некоммерческие. То есть, все строго выдержано. И начинают работать. Как я узнал в этом году, TEDxPerm уже второй. В 2009-м году был первый. Публика, которая там живьем присутствует, невелика. Спонсором TEDxPerm была «Сцена-Молот» и Малый зал Драмтеатра. Это сотня с чем-то человек. Но вот то, что еще надо обязательно добавить, вот эта широта ТЕДа, она заключается в том, что все материалы пишутся, и потом выкладываются в Интернет, естественно, в открытом виде. Причем, насколько я понял, это еще и переводится на разные языки для широкого распространения. Из того TEDx, на котором я был, я видел, что существует достаточно большой обмен материала между разными ТЕД-ами и ТЕДх-ами, потому что несколько сюжетов, которые были показаны, это были видеосюжеты, специально снятые. Ну, просто очень здорово сделанные, трогательные. Там был сюжет о девушке, у которой нет ног. Как она выходит из положения, как она живет полностью и как она преобразовала свою жизнь до того, что ей начали завидовать подруги, у которых целых две ноги. Это надо видеть, конечно, и в Интернете можно посмотреть. Так что, духоподъемность ТЕДа мне очень понравилась. Мне очень понравился набор докладчиков, потому что, действительно, там представлена такая мозаика из тематики. И я сейчас не могу перечислять всех докладчиков. У нас не в этом смысл передачи. Но очень советую тем, кто может посмотреть материалы пермского TEDx, и там можно найти много интересного. У меня немного забавная была роль на этом ТЕДе. Потому что основное, что там говорится… Там человеку дается 12-15 минут, спикеру, и он должен рассказать что-то, ну, по большей части, о себе или о том, что его волнует. Причем, неважно – это история удач или история неудач, или история любви, или еще что-нибудь. Я рассказывал о том, что я единственно знаю, о своей науке, о физике малых магнитных частиц. И мне до сих пор забавно думать о том, как это вписалось в общий вот такой вот не строго научный контекст ТЕДа, TEDx. Но я считал, что послушать про какие-то вещи, которые сейчас делаются в науке, про какие-то любопытные вещи, которые цепляют за… Для того, чтоб выслушать мой доклад и понять в нем что-то, я старался его так сделать, чтобы не нужно было никаких специальных знаний. Максимум основа школьной физики. Но там интересные вещи есть. Сейчас вокруг нас происходит масса вещей интересных. Наука все время доставляет какие-то новые результаты. Сейчас слово «нано» стало буквально лозунгом дня. И, наверно, мой доклад был небесполезен для ТЕДа, я так скажу.

Ведущий: Слово «нано» стало лозунгом дня. Это имеет какое-то отношение к науке, которой вы занимаетесь?

Ю.Р.: Да, безусловно. Магнитными наночастицами мы начали заниматься намного раньше, чем это слово стало вот таким, вот мантрой, которую все повторяют. Это не было связано с технологиями, потому что занимаемся мы фундаментальной наукой. Вот это понятие, я считаю, нужно четко подчеркнуть, потому что слово «нано» в обычном сознании связывается обычно со словом «нанотехнологии». Технологии – это производство, это изготовление каких-то вещей, которые уже можно себе представить, можно представить, что их везут в магазин. И мы приходим и это покупаем. Разные чудеса типа жидкокристаллических телевизоров, мобильных телефонов и прочих гаджетов и не гаджетов, которые основаны, в основном, на твердотельной микроэлектронике, но вовсе нет. Нанотехнологии – это еще огромный раздел медицинских технологий. Это не продается в магазине. Это то, с чем приходится сталкиваться, когда осуществляется высокотехнологичное медицинское обслуживание, лечение, научный поиск в биотехнологиях, все это есть. Ну, в прямом толковании – нано – это что-то, что представляет собой миллиардную долю метра. Размер атома – это примерно 1/10 нанометра. То есть, 1 нанометр – это размер небольшой молекулы. Десяток нанометров – это самые малые частицы, которые, допустим, могут быть постоянными магнитиками. Я как раз занимаюсь не всеми наночастицами, а теми системами, где присутствуют наночастицы из магнитных материалов. То есть, вот такая вот частичка диаметром 10 нанометров, она представляет собой постоянный магнитик. И с этим связано, с внедрением этих частиц в разные немагнитные системы, связано как раз много интересных идей, в том числе, инженерных. Но в основе всего этого дела лежит, безусловно, наука.

Ведущий: Вы, конечно же, богатый человек. К вам повернуты взгляды телекамер. Про вас и про ваших коллег говорит президент, постольку поскольку слово «нанотехнологии» - это у нас в последнее время тренд, девиз. Все правильно?

Ю.Р.: Ну, не совсем. Вот я бы как раз хотел подчеркнуть. Я пытался объяснить, что такое нанотехнологии. Но то, чем мы занимаемся, если буквально называть, нужно называть нанонаука. И это крайне унизительное название, потому что «нано» – это подчеркивание мизерного размера чего-то. В английском есть равноправный термин – нано-сайенс, и нано-технолоджи. Но в русском таких аналогий нет, потому есть некие замены для этого. Скажем, наука о наноматериалах, наука о наночастицах. Они не так гладко звучат, поскольку более длинные. Так вот, есть все-таки наука о нанопроцессах, процессах на наномасштабах и наночастицах, на объектах в целом. И есть нанотехнологии. То, что сейчас, действительно, написано на знамени технического прогресса, которое раздувается, это нанотехнологии, то есть, процессы уже технологические, готовые, которые откуда-то появились. Они используют эффекты и полезные свойства наночастиц и так далее. Скажем, напыление там сверхтвердыми материалами на поверхность режущего инструмента.

Ведущий: Вопрос, который я вам задавал уже перед эфиром, и повторю сейчас. Сколько лет назад были написаны те теоретические фундаментальные материалы, на основе которых сейчас развиваются именно нанотехнологии? Или, по крайней мере, планируют развиваться?

Ю.Р.: Вот в этом отношении я бы сослался на Сергея Петровича Капицу, который, кстати, был первым спикером на нынешнем TEDxPerm. Он сделал очень короткий доклад, но доклад поучительный. То есть, видно, когда человек такого калибра говорит, каждое слово что-то весит и что-то значит. Поэтому он их затрачивает совсем немного. Сергей Петрович привел табличку, в которой проведено сравнение между наукой, фундаментальной наукой, прикладной наукой и инновациями. Табличка выглядит следующим образом. Фундаментальная наука. Догадались до чего-то, на коленке провели эксперимент минимальными средствами, затраты условные – 1 рубль. Срок реализации, то есть, доведение до конечной стадии коммерциализации, все, мы пришли, получили это с прилавка - 100 лет. По порядку величины. Прикладная наука. Есть идея машины, уже достаточно реальная, надо ее сделать, отработать и приготовить промышленный образец для того, чтобы можно было его запускать в серию. Затраты в 10 раз больше, 10 условных единиц. Срок реализации – 10 лет. И последний этап – коммерциализация. Затраты большие, сотня в этих условных единицах. Срок реализации – год. То есть, постановка на конвейер, раскрутка продукции и опять мы у прилавка, и отбиваем чек за новую, очень интересную штуковину, которой будем пользоваться, полезную. Вот примерно так. То есть, нельзя сказать, что когда-то было написано, какая-то принципиальная работа, после которой все завертелось вокруг нанотехнологий. Это процесс. Каждая статья. А статья – это, так сказать, единица нашей продукции профессиональной, особенно, в фундаментальной физике, особенно у теоретиков. Каждая статья что-то добавляет. Некоторые статьи не добавляют вообще. Наука в действительности довольно рыхлая штука. Потому что никто не знает, как целенаправленно искать новое. Почему содержат большие лаборатории, почему разрешают. Мы вообще очень свободные люди в принципе. Довольно часто мы сами выбираем для себя направление исследований, основываясь на своей интуиции, на каких-то соображениях, которые… ну, на опыте, скажем так. Интуиция и опыт. И вот из этих двух составляющих и выбирается направление исследований. А потом мы уже должны доказывать, дали мы что-то новое или нет. Так вот, на этом пути точно так же, как в инновационном бизнесе, если взять вот эту самую систему аналогий, можно породить ведь много стартапов, а из них успешными окажутся три-четыре. Вот не количественно, но принципиально ситуация выглядит примерно таким же образом. Работают научные группы, выбирают себе цели и задачи. Работают, печатаются, обсуждают свои результаты. А потом время, на самом деле, объективно показывает, сделал ты что-то полезное или нет.

Ведущий: И когда государство объявляет тренд на нанотехнологии сейчас, то, значит, что стартап был сделан еще много десятков лет назад.

Ю.Р.: Стартап, как начало нанотехнологий, возможно. Но, в принципе, нанотехнологии – это такой маркетинговый трюк. Там есть какой-то отец вот этого термина. Те, кто профессионально занимаются нанотехнологиями, делают заглавные доклады на конференциях, они все знают этого человека, они его цитируют. Но в действительности, вот этот самый нанотренд, он объединил просто массу народа, которая работала всегда и в физике, и в химии, и в физхимии, в коллоидной химии, в биологии, в биотехнологиях. Просто имело дело с маленькими объектами, потому что логика исследования просто подвела к необходимости изучать эти объекты, их взаимодействие, комбинации, которые из них можно сделать. Я потрачу минуту просто на пояснение того, что я уже сказал. Так сказать, основной посыл того, чем мы занимаемся. Существуют магнитные наночастицы. Их технология даже уже хорошо умеют делать. А идея заключается в том, что, скажем, есть масса материалов, например, жидкие кристаллы, из которых состоят табло телевизоров, мобильных телефонов, чего хотите. Вот эти жидкие кристаллы, они очень слабочувствительны к магнитному полю. Они замечательно чувствуют давление, электрическое поле. Но магнитное поле они чувствуют очень слабо. Идея заключается в том, чтобы подмешать такие частицы в ничтожных количествах в жидкокристаллическую матрицу. И тогда не сильные магнитные поля начнут управлять вот всей этой средой. Та же история с мягкими полимерами. Полимер - замечательное вещество. Из него можно делать смарт материал, он там умный и все такое. Но магнитно он абсолютно нейтрален. Если подмешать в ластомер магнитные наночастицы или даже микрочастицы, можно их сделать и побольше. Такая штука начинает резко реагировать на магнитное поле. Там возникают громадные эффекты деформационные. А магнитное поле, оно специфическое поле. Во-первых, практически все объекты для него прозрачны, за исключением, ну, того, что мы говорим «железо магнитные материалы». И, во-вторых, магнитным полем такие объекты можно заставлять реагировать на расстояния. То есть, это технология бесконтактная. Это не относится к электрическим полям, это не относится к механическим полям.

Ведущий: Юрий Львович, еще один момент. Вы описали примерно, приблизительно набросали, чем сейчас занимается физика, изучающая, там, нанонауку, нет?

Ю.Р.: Нет, Роман. Дело в том, что я могу отвечать только за то, что я делал. И об это я и говорил, пользуясь случаем. А в действительности, нанонаука, если пользоваться этим термином, она, конечно, очень широкая. Чем там только занимаются. Дело в том, что биомолекулы, клетки – это тоже объекты наномасштабные. То есть, объять эту самую науку, это просто невозможно. Надо каждый раздел отдельно обсуждать.

Ведущий: Теперь давайте о внимании государства и о трендах. То есть, о том, что у нас нанотехнологии спонсируемы или будут спонсироваться, мы уже хорошо знаем из новостей. Как у нас обстоят дела с наукой? Ведь если я правильно понимаю, наверно, если уж давать деньги, то давать деньги сразу всем.

Ю.Р.: Ну, это вопрос государственного управления. Насколько я себе могу представить, управление большими системами – это страшно сложная вещь. Там нужно иметь, ну, не знаю, супер-голову для того, чтобы представлять себе, какие следствия повлечет за собой то, что ты делаешь, решения, которые ты принимаешь. С нанотехнологиями, насколько я понимаю, все в порядке, с финансированием нанотехнологий, ну, в том смысле, что есть корпорация «Роснано», которая объезжает все грады и веси, ищет потенциальные разработки. Два года назад у нас в Перми была первая выставка. «Урал-нано», она, по-моему, называлась. Я в ней тоже принимал участие. Видел все это. По результатам выставки, насколько я знаю, несколько проектов пермских стали финансироваться, или, во всяком случае, там эти контракты пишутся. Кстати, там сразу вылезла немножко узость вот этого самого наноподхода. Потому что, насколько я понимаю, вот этот лозунг «нано», на самом деле, он сейчас уже сходит на нет слегка. Объясню почему. Во-первых, оказалось, что… там была очень смешная ситуация. В прошлом году в Екатеринбурге была конференция «Нано-2009», такая Всероссийская. И там была некая инструкция, по которой говорилось, что все, что размером меньше, чем сто нанометров - это нанотехнологии. А все, что размером больше 100 нанометров - это уже не нанотехнологии. Значит, довольно смешное ограничение. И «Роснано», действительно, быстро это почувствовала. И, насколько я понимаю, они всегда сейчас стали говорить, что они должны быть корпорацией инновационной. То есть, подвинутые разработки, высокие технологии, хорошо, если они используют нанообъекты. Но это вовсе не обязательно. Важно, чтоб был результат, важно, чтоб это был некий существенный скачок в технологиях, выигрыш. А уж какого масштаба там размеры – это дело второе. Это то, что касается коммерциализации. То есть, мечта инноваторов или тех, кто управляет инновациями и финансирует их, это найти какую-то разработку, практически готовую для рынка. Добавить там немножко. Все это щедро профинансировать. А после этого запустить конвейер и начать продавать. Вопрос о том, откуда возьмутся эти разработки. То есть, само мясо, на котором живет вот этот рынок и вообще весь этот бизнес. Потому что в нанотехнологиях – там бизнес-подход. Там вложение денег и оценка той отдачи, которую можно получить. А берутся они из поисковых исследований, то есть из науки. Вот это меньше отражено в программе, ну, скажем, «Роснано». Вот я говорю о двухлетней давности моих впечатлениях от того, что я слышал от делегации «Роснано», которая здесь была. То есть, они специально подчеркивали – науку мы не финансируем. Мы финансируем уже практически готовые разработки. Вот такой вот подход.

Ведущий: Науку мы не финансируем. Но буквально минут 15 назад мы пришли к выводу о том, что должны пройти десятки лет, прежде чем несколько там набор научных статей перейдет в другое качество и так далее.

Ю.Р.: Да.

Ведущий: Но при этом науку мы не финансируем. И получается, что мы финансируем научные разработки, которые были сделаны еще в Советском Союзе.

Ю.Р.: Ну, в принципе, да.

Ведущий: Юрий Львович, вот ситуацию мы примерно себе представили сейчас, ну, так набросали. Нанотехнологии мы финансируем, нанонауку не совсем. Все это более или менее понятно. Я понимаю, что вам непонятно.

Ю.Р.: Нет, не о том, насчет того, что нанонаука не финансируется… все-таки это слово привязывается, нанонаука, верно.

Ведущий: Я говорю - не совсем.

Ю.Р.: Там есть просто другие источники.

Ведущий: Наверняка. Я просто сейчас вот о чем хотел спросить. Также пред эфиром мы пытались понять какие-то основные вопросы, которые могут перед нами быть поставлены. Например, вот один из вопросов: «Зачем вы занимаетесь в России фундаментальной наукой? Неужели вам не нашлось места на западе?» Или, допустим, другой вопрос. «Вы начинаете заниматься фундаментальной наукой. Как быстро вы собираетесь свалить?» Скажите, вот сейчас в вашей отрасли, исключительно в вашей, насколько это популярно направление? Я понимаю, что лет десять назад наверняка бежали все, кому не лень.

Ю.Р.: Даже начну с первого вопроса, потому что на эту тему я просто хотел высказаться. Есть некое очень обидное заявление, которое впервые прозвучало где-то году, наверно, в 91-92-м и… то ли его сделал тогдашний министр науки, то ли какие-нибудь замминистры. Во всяком случае, это всплыло вот из тех кругов. И там звучало оно так. Если ты не уехал на запад, то какая тебе тогда цена. Вот отчасти, когда сейчас пошла эта компания по поводу приглашения соотечественников из-за рубежа, то есть, чисто в духе Петра I. Позовем к нам иностранцев или бывших соотечественников. Ну, бывшие соотечественники отличаются только тем, что они еще русский язык при этом знают, легче вот это все передать. Позовем к нам сюда, потому что наши ни на что не годны. Это чрезвычайно обидное высказывание. Может быть, где-то, в чем-то, оно и правдиво. Но я, честно говоря, этого множества не вижу. Я знаю, что профессионально сообщество его восприняло крайне отрицательно, потому что более оскорбительной штуки придумать сложно. Она придумана, видимо, по простоте душевной. Но от этого не легче. В России достаточно много людей, которые работают по мировому классу совершенно. Сложность у экспериментаторов, потому что дорогие машины, экспериментальные машины, я имею в виду, покупать сложно. У теоретиков этих сложностей меньше. С нами ведут на равных дела все, кто занимается нашей наукой там в любом месте. Мы ездим, и где-то случается поработать, потому что за три-четыре дня визита ничего не сделаешь. Месяц, два месяца - это сроки, которые позволяют наладить сотрудничество и, так сказать, разделить обязанности, и при этом сделать какой-то проект. Работа эта совместная. Это то, что касается «сваливания на запад». Я не знаю, часть людей уехало, и людей моего поколения уехало. Молодые уезжали. Сейчас мне кажется этот сектор или эта линия, она, ну, приобрела некую стационарность. Возвращаться, конечно, не возвращаются, потому что хвастаться здесь не чем. Стипендия аспиранта две с половиной тысячи рублей. А аспирант должен за три года, это в идеале, сделать кандидатскую диссертацию, после которой он получит, ну, там, скажем, тысяч 10-12 будет у него зарплата. А это сразу втягивает в вопрос, я, может быть, перескакиваю, втягивает в вопрос о том, кто же вообще идет заниматься наукой, какие мотивы при этом? Тоже сложно сказать. Но в каждом году, в каждом выпуске появляются люди, для которых самым главным является интерес. Но это расхожая фраза насчет того, что наука – это способ удовлетворять собственное любопытство за счет государства. Она вполне бородатая. Но от этого не устарела, и не изменился ее смысл. Это действительно так. Вот когда начинаешь заниматься этим ремеслом и глубоко в него влезаешь, то понимаешь, что есть вещи, которые могут заменить собой деньги, адреналин и прочее. Вот это вот такой интерес. Это соревнование, которое, безусловно, существует. Мы, на самом деле, когда работаем, всегда соревнуемся. Обязательно находится кто-то, кто занимается примерно такими же вещами. Наука в каком-то смысле это разгадывание загадок. Вот соревнование в скорости разгадывания загадок, в подходах к разгадыванию этих загадок.

Ведущий: Наука на всей планете удел фанатов?

Ю.Р.: В какой-то степени, да, потому что… Кстати, вот в этой связи. В Советском Союзе, когда все было страшно зажато, и количество специальностей по высшему образованию, которое можно было получить, исчислялось… там можно было пересчитать на пальцах одной руки. А это привело к тому, что в физику, ну, я говорю про физику, в науку шло очень много народу. И там были сумасшедшие конкурсы, так сказать, качество мозгов было очень высоким. Это не было естественным, но это было следствием вот сложившейся ситуации. Когда ситуация изменилась, и у нас начался капитализм, лучшие мозги, естественно, потекли в бизнес и все, что с ним связано. Поэтому уровень и качество мозгов, которые идут сейчас в точные науки, у нас примерно выровнялся с общемировым. И есть, конечно, большая потребность просто в преподавателях высшей школы. Там довольно много народу, который занимается постольку поскольку наукой, хотя путь в преподаватели, он всегда связан с выполнением какой-то научной работы и с доказательством своей полноценности вот в научном качестве. Но потом можно это остановить. Можно заниматься преподаванием. А продвигать науку вот так вот, действительно, стараться что-то сделать, профессионально добывать новые знания, вот ведь в чем посыл науки, да, это удел в определенном смысле фанатиков. А тех людей, которых я знаю, и в России, и за разными ее границами, если вот так вот отклассифицировать, да, большинство из них, они, так сказать, в этом смысле не от мира сего. То есть, они не покупаются за деньги, даже за большие, я думаю. Но при этом они знают себе цену в профессиональном сообществе.

Ведущий: А научные селекционеры у нас существуют в научных центрах? Рекрутеры, если хотите, люди, которые специально выискивают юных талантов и забирают к себе.

Ю.Р.: Мне трудно сказать. Думаю, что да, что-то такое я слышал по части физтеха московского и физфака МГУ. Насколько я понимаю, в Перми это почти не существует. Хотя отдельные какие-то, возможно, шаги есть. Я могу сказать о другом. То есть, когда смотришь электронную почту, то от коллег со всего мира регулярно получаешь электронные письма, где написано - у нас есть три аспирантских места, нет ли у вас молодых людей, которых можно прислать, чтобы заполнить эти места. У нас есть два постдоковских места. Скажем, по нанотехнологиям или по каким-то другим вещам, мы очень заинтересованы по магнитным вещам, и так далее. На самом деле, молодость – это, безусловно, капитал. Качество мозгов – это выигрыш. Качество привлеченных молодых мозгов – это выигрыш для университета, для кафедры, для исследовательской лаборатории, поэтому люди за ними охотятся. Они не создают специальных агентств, возможно, по этой части, но потребность, безусловно, есть.

Ведущий: Так и представляю себе, как в недалеком будущем университеты молодых специалистов продают. Сейчас это делают, допустим, крупные спортивные команды со своими перспективными спортсменами. Ну, а что? Затрачены деньги и силы на подготовку, на взращивание, а потом за хороший контракт.

Ю.Р.: Есть ведь такой подход, когда говорят, что человеку, который поступает в университет, нужно подписать контракт, оплатить ему вот эти деньги. Но после этого на нем висит этот долг. Либо он его гасит, либо тот, кто владеет контрактом, распоряжается судьбой этого человека.

Ведущий: Ну, а потом какой-нибудь штатовский университет контракт выкупает. Соответственно, все остаются при своем.

Ю.Р.: Безусловно, да. Такого исключать нельзя. Но это, я думаю, что законодательно это довольно сложно воплотить. Но, тем не менее, это не абсолютно нереально.

Ведущий: В целом в России… вот к вам приходит электронное письмо – у нас есть два места. Скажите, вы всем своим аспирантам тут же начинаете это письмо показывать? Или предпочитаете как-то, ну, умолчать об этом, что ли?

Ю.Р.: Хороший вопрос. Аспирантов, естественно, самим не хватает. Но у меня на эту тему просто достаточно простой взгляд. Вот я выучил несколько аспирантов. В Париже у нас было совместное обучение между Пермью и университетом Париж 6. Как мне кажется, отдавать аспиранта совсем с концами, то есть, человека, который кончил университет, отдавать в аспирантуру, это достаточно сложно. И тот уровень подготовки, который мы тут можем обеспечить, он просто потеряется для человека. Отдавать, и не отдавать, там уже нельзя отдавать. Рассказывать человеку о перспективах постдока, то есть, работы по временному контракту для того, у кого есть диплом кандидата наук, вот это, с моей точки зрения, правильно, это ложится в струю ротации, и мобильности, и прочего, и прочего.

Ведущий: А они потом возвращаются?

Ю.Р.: Постдоки? У меня нет многих примеров этого дела. По-всякому бывает. Но, с моей точки зрения, приличный человек вернется, потому что там одно из двух. Или он получит постоянную позицию, что крайне сложно. Либо у него будет перспектива мотаться с постдоковского трехгодичного контракта на другой такой же. И, в конце концов, там… ну, в голодные времена до 95-го где-то года я слыхал про истории, когда до пятидесяти с лишним лет русские болтались по постдоковским грантам, лишь бы не возвращаться в Россию. Но это были, действительно, голодные времена и бесперспективные в России. Нынешние времена я таковыми не считаю.

Ведущий: Юрий Львович, вот пока был небольшой перерыв, вы сказали, что, в принципе, на общероссийском уровне Пермский край, вообще-то, можно отметить в лучшую сторону в плане отношения к ученым. Да?

Ю.Р.: Безусловно. В плане отношения к ученым и к науке. Ну, на слуху у всех, конечно, губернаторская доплата, которая случилась примерно год назад. И один из вопросов, который был связан с этой доплатой, это именно вопрос о том, зачем это нужно. Потому что, в принципе, профессора и так существовали. И куда бы они делись отсюда? Разбежаться они не могут. Им уже некуда, если они не очень молодые. Но стимулирующее действие этой надбавки, оно, безусловно, было. И все критерии, они ведь крайне лаконичны, я убираю детали, сформулированы. Нужно, чтобы у человека, который претендует на надбавку, были статьи в настоящих журналах. Есть такая ??????? (неразборчиво), всемирная система, в которую включаются журналы, публикации в этих журналах считаются. И второе, чтобы был хотя бы один защищенный аспирант за пять лет. То есть, работа в науке вот в этом объеме. И воспроизводство, ну, то, что называется, кадров высшей квалификации, то есть, профессоров, обеспечено. Вот, в принципе, это, на самом деле, просто необходимые условия функционирования любого профессора. Так что, возражений против этого критерия совершенно не было. Но я хотел сказать о том, что этим далеко не исчерпывается. Существует закон О науке региональный, который был принят довольно давно. Насколько я знаю, потом он пересматривался, подкорректировался. И там высказано однозначно одобрительное отношение к развитию науки и высшего образования в Пермском крае. Это первое. И производной вот от этого закона является проведение так называемых региональных конкурсов РФФИ. РФФИ – это не фонд имущества, а Российский Фонд Фундаментальных Исследований. Он создан был достаточно давно. Это единственная структура по поддержке фундаментальной науки, которую все безоговорочно признают функционирующей и достаточно адекватно выполняющей свои функции. РФФИ, в принципе, разыгрывает конкурсы, так называемые, центральные. Это конкурсы, на которые проекты собираются в Москве и там экспортируются. Но есть система региональных конкурсов далеко не во всех регионах России. Условия там такие, что РФФИ дает только 50 процентов, и 50 процентов доплачивает регион. Регион формулирует темы конкурсов, очень широко. Это для фундаментальной науки. Но он честно дает деньги. И я должен сказать, что из моего опыта выполнения таких грантов вот регион как раз деньги всегда дает вовремя. А московский РФФИ довольно часто их задерживает. Это нельзя недооценивать, потому что это десятки проектов. Каждый проект, считайте, это группа от трех до пяти, до шести человек, разных – из университетов, из академий наук, из каких-то других мест. И эти конкурсы ждут. Стараются писать проекты. И, естественно, стараются их честно выполнить. В этом смысле по поддержке науки в пределах возможного Пермский край впереди почти всех. Дело в том, что тут есть такая особенность. В каком-то из законов, я не законовед, не знаю, написано, что если система федеральная, как, скажем, наша академия наук или университет любо, то региональные деньги ей получать не полагается. Федерация, федеральное управление, как это назвать правильно, оно обеспечит все потребности и по науке, и по всем другим делам. Естественно, это просто декларация. Я имею в виду, что довольно часто мы нуждаемся и в деньгах, и в какой-то другой помощи. И вот одну из больших дыр в этом дефиците закрывают, безусловно, региональные конкурсы. Так что за них остается сказать только большое спасибо. Мы и ждем. И мы их выполняем.

Ведущий: И, наверно, последняя уже тема. Вот тут не так давно у нас в эфире министр образования Николай Карпушин, министр образования региона, говорил о достаточно масштабных планах в сфере высшей школы. Он говорил о том, что пермские университеты, рано или поздно, вполне могут претендовать, должны претендовать на место в «Шанхайской двадцатке» или рейтинге аналогичном этому моменту, там, если вдруг «Шанхайской двадцатки» не будет. Вот вам изнутри кажется, что это реально, достижимо? Делаются какие-то шаги?

Ю.Р.: Шаги делаются, безусловно. Я два дня назад был на совещании у Николая Яковлевича Карпушина, посвященному визиту делегации Пермского края на этот раз в Израиль, чтоб познакомиться и с системой высшего образования, продвинутого высшего образования, и с инновациями, и с вот такими научными разработками поискового типа. Действительно, это делается. Руководство края, насколько я понимаю, серьезно проявляет к этому интерес. А по части потенциала я абсолютно верю в то, что это все достижимо. Другое дело, как строятся рейтинги, и как все это посчитать. Но есть и объективные критерии качества образования. Нет, у нас есть все… Я не говорю, что это будет там через два года. Но все это можно сделать. И это, действительно, будет прорывная штука.

Ведущий: А с чего начать в таком случае?

Ю.Р.: А начать надо со всего сразу.

Ведущий: Просто, смотрите, я сейчас поясню. Вот ездить и исследовать опыт? Это ведь, согласитесь, не есть первый шаг.

Ю.Р.: Это и не первый, и не второй. Эти поездки, они что-то добавляют к тому, что уже известно, поворачивают какие-то стороны, позволяют находить… поворачивают другой стороной, позволяют находить новые контакты плюс к тем, которые уже есть. Но они, эти поездки, тоже важны. То есть, мы заявляем о себе, мы показываем, какая Пермь, мы берем какие-то примеры для воспроизведения. Но, безусловно, это совсем не единственное. Нужно менять, модернизировать, систему образования, менять учебные программы, подстраивать их. Но там есть совершенно страшная штука, которая зарыта вот в этом статусе научно-исследовательских университетов, который получили и классический университет, и технический. Вот эти все сумасшедшие деньги, которые им выдаются, они не содержат ни копейки зарплаты. То есть, довольно странный подход у министерства образования и науки. Даются большие деньги, даются призывы на то, что вы должны учить лучше, качественно лучше, учить на иностранных языках, привлекать студентов и так далее. А дальше есть добавление, которое явно не провозглашается, но содержится во всем этом статусе. Но ни копейки зарплаты мы вам за это не добавим. Это очень странный подход.

Ведущий: То есть, соответственно, если с чего-то и начинать, то давайте начнем с зарплаты.

Ю.Р.: Не совсем. Повышение зарплаты задаром – это тоже тупик. Вот на самом деле вопрос о том, как распоряжаться деньгами бюджетными, которые на тебя свалились, это очень тяжелый вопрос. Чтобы грамотно это сделать, нужно делать и то, и другое. Зарплату повышать, может быть, тихонечко, но нужно. Так же, как и увеличивать количество передового, современного оборудования, менять все, строить новые кампусы. Поэтому я и говорю – нужно все.

Ведущий: Юрий Райхер, доктор наук, завлабораторией института механики сплошных сред Уральского отделения РАН был у нас в гостях. Юрий Львович, еще раз с днем рождения вас. Огромно спасибо, что пришли.

Ю.Р.: Спасибо.


Обсуждение
41408
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.