Сергей Федотов о театре, армии и матерщине

Меня зовут Роман Попов. В гостях - Сергей Федотов, человек, которого не надо представлять нашим слушателям, человек, который на протяжении, наверно, лет 20…

Сергей Федотов: А, скорее всего, 25.

А может быть, даже и 25 ассоциируется вообще со словом «пермский театр». «Пермский театр» забейте в Яндексе, и вам выпадет: «У моста».

Это были хозрасчетные театры, это были антрепризные театры, это были молодежные театры. А вообще в России был такой список в журнале «Театр» опубликован, было 900 театров, новых возникло. И, с одной стороны, правительство нас разрешило, а с другой стороны, никакой структуры механизма поддержки для того, чтобы такие театры существовали, оно не придумало. И в итоге в течение двух лет все эти 900 театров, практически все погибли. И знаете, что сейчас в Перми из того многоцветия театров только театр «Арлекин» еще существует, работает, «У моста» и Панфилова. А было очень много. Поэтому было трудно начинать первые два года. А потом я понял, что главное сочинить свое направление, свою нишу. И когда театр организовывался, я еще не очень понимал, какой он будет. Я знал, что я очень люблю Гоголя, Достоевского, Булгакова, я знал, что эти авторы будут главенствовать в нашем репертуаре. Но название пришло через год, то есть название нашего направления – мистический театр. Потому что первая премьера была «Самоубийца», это сатирический спектакль по Эрдману. Сначала был «Мандат» по Эрдману, потом «Самоубийца». Мы изучали социальную историю театра. А когда мы сделали «Панночку», все стало ясно: что такого театра, который бы занимался мистикой, который бы интересовался границей перехода в инфернальные миры, такого театра еще нет. И все закрутилось, поехало. И оказалось, в общем-то, все очень просто.

А вы знаете, что про вас анекдот рассказывают?

Сергей Федотов: Да вы что?

Да. Анекдот звучит так: когда Сергей Федотов готовится к постановке, он первым делом думает, где на сцене будет стоять гроб.

Сергей Федотов: Это хорошо. Такие подобные мысли уже я читал в Интернете насчет того, что пермские театры... Исаакян – где будут стоять унитазы или ванны. Про ТЮЗ писали, что там любят горшки. А про театр «У моста», что там почти в каждом спектакле гроб. И я вообще-то с этим согласен.

Я с вами перед нашим сейчас разговором общался, знаете, когда последний раз? Вы не вспомните, это абсолютно нормально. Я сейчас смотрю на вас и пытаюсь вспомнить. Вы тогда набирали группу студентов, которые должны были учиться в институте культуры на заочке, и параллельно готовиться к тому, чтобы, возможно, остаться служить в театре «У моста». Там была такая очень хитрая история, и очень притягательная. Я учился то ли на первом, то ли на втором курсе университета. Уже был задействован в одной из трупп балета «Панфилова», и очень-очень-очень хотел. Вот просто прийти, посмотреть, попробовать. Пришел. Нам с вами хватило ровным счетом одного тура, чтобы на второй тур вы уже вызванивали меня, я был в это время далеко, даже не в Пермском крае, вы вызванивали меня через моих родителей и говорили: в общем, передайте ему, пусть приходит, ничего страшного, что он опоздал. А я не мог тогда приехать своевременно. Я не пришел. А потом, объясняя это вам, почему я не пришел, я говорил: тут университет и вроде как армия, как бы, отмаз. А тут вот вроде как институт и нет такой возможности. А вы сказали: а почему ты не хочешь сходить в армию? Ведь это же такой хороший способ иногда просто подумать о себе.

Сергей Федотов: Вот это классно. Я-то ведь не помню. Я сходил в армию. И почему я советую всем сходить в армию, потому что, конечно же, это способ подумать, и не только подумать о себе, но и в общем понять, что такое жизнь, понять, что такое вселенная, понять, что такое смысл жизни. Если в армии не был мужчина, то он мужчиной не станет. Я 25 лет руковожу театром, и вижу – если человек побывал в армии, то это совсем другой человек. А чаще всего люди, которые не были в армии, они не понимают, кто они, что они, и вообще не понимают свое назначение, не понимают смысл жизни. А то, что я вам тогда говорил, то было мудро. Я этого не помню. С другой стороны, конечно, армия – это проверка, это школа. А еще возможность чему-то научиться очень серьезному, кардинальному. Я в армии научился, как построить театр. И главное оказывается в этом не то, что собрать людей, единомышленников, придумать концепцию театра, а главное взаимодействие с властями. И это самое невероятное, что произошло под Хабаровском, где мы сочинили солдатский театр, то, что никому из офицеров, из руководства это не нужно. Все были против, у них власть, у них сила. И когда я понял, что единственный человек, кто хочет, чтобы в этом солдатском клубе был театр, это библиотекарша. Это жена одного из командиров. И, оказывается, женщина в этом мире может все. И мы с ней вдвоем сочинили такую революцию – невозможное произошло только благодаря тому, что она ходила к командиру части, она ему объясняла, у нее была возможность попадать к любым начальникам. А я был рядовой, я был в учебке. Более того, меня хотели куда-то отправить вообще в Уссурийск. И опять же она меня сохранила, чтоб меня не закинули куда-то в тайгу. И вот там я научился, что все зависит, конечно, от властей, но, с другой стороны, отдельная личность имеет все возможности совершить революцию. Этот солдатский театр единственный в России, конечно, была революция, потому что из Москвы прилетали корреспонденты брать у нас интервью, такого никогда не было до этого, сколько существует советская армия, и сейчас после этого такого не существует. Театр существовал года три, после моей демобилизации он еще проработал года два на энергии тех людей, с которыми мы работали. Поэтому армия была генеральная репетиция сочинения театра «У моста».

Слово «театр» вы не в армии услышали в первый раз.

Сергей Федотов: В первый раз театр для меня возник, когда мне было 4 года. Я был в садике. И мне неожиданно дали роль дворника в каком-то празднике, и я сыграв небольшой какой-то отрывок, помахав метлой, заяц-дворник был, я помню, что у меня уши были большие белые. И я пришел домой, мама мне рассказывала, потому что я не помню, и сказал – мама, я буду артистом. И после того, как это произошло, постоянно периодически возникали какие-то случаи, где мне выпадал… какие-то знаки приходили ко мне, что я должен стать артистом. Оказывается, режиссер Федотов, который обучал Станиславского, он имеет какие-то родственные связи с нашей фамилией, с нашим родом. Оказывается Гликерия Федотова, великая русская актриса, тоже имеет к нам какое-то отношение. И, вообще, начали происходить какие-то мистические вещи. И когда я закончил школу, ясно было, что я буду поступать только на театральное, поехал в Москву, сразу, как бывает, в 5 вузов записался на туры. Но у меня такой взбалмошный характер, я не понимаю, с чем это связано, но я проходил первый, второй туры везде, а когда проходил третий тур, мне почему-то всё, всё надоедало, я говорил – да пошли они все в баню, надоело мне. И я уезжал обратно в Пермь. И это было два года подряд. И даже один раз я поступил, это был Ярославский театральный институт, на актерский поступил. Но, тем не менее, опять что-то мне надоело, и я опять уехал в Пермь. И только потом я понял, что Пермь для меня имеет энергию, имеет для меня какое-то притяжение. И потом около 15 раз я выезжал в Чехию на постановки, 10 спектаклей поставил в Праге, и я понял, что больше двух месяцев я вне своего родного города Пермь находиться не могу. Мне нужна подпитка какая-то, видимо какая-то энергетика существует. Мне предлагали долгосрочный контракт, остаться в Праге, но я категорически отказывался.

Не дай-то бог, у меня сейчас в голове возник вопрос, не дай то бог: но вдруг не станет Сергея Федотова, останется театр «У моста»?

Сергей Федотов: Я думаю, что нет. Ведь пишут, что такое авторский театр. Это когда один человек придумывает театр. В России два авторских театра, как пишут: театр «У моста» и Коляда-театр. Где все построено и все замешано, и вся структура существует, только благодаря одному человеку. И постановки, и организация пространства, и организация работы, и распорядок дня. В общем, все. Это механизм, он сочинен мной. И это, конечно, горько. Я бы хотел, если бы, не дай бог, что случится, чтобы театр остался, но думаю, что авторский театр жить без автора не может. Даже когда я уезжаю на пару месяцев на постановку, мои друзья, которые ходят в театр, говорят, что мы ходим на спектакли, все также, залы полные, вроде бы все также, но все понимают и чувствуют, что Федотова нет. То есть энергия, есть какая-то пуповина от меня к моим спектаклям, к моим артистам, которая дает искру именно тогда, когда я внутри театра.

Именно поэтому вас артисты либо любят и преданы до упора, либо вы тиран, деспот, матерщинник, человек, который не умеет работать с людьми, и рано или поздно они это понимают и уходят.

Сергей Федотов: Это, в общем-то, такая вещь… это диалектическая вещь. Я думаю, что, скорее всего, уходят те люди, которые не могут отдавать столько своей энергии, своей личностной энергии общему делу. Потому что есть театр, обычный театр, где люди приходят на работу, где люди играют спектакли, два-три спектакля в месяц бывает, приходят, сыграли, ушли. А есть авторский театр, где актер должен вкладывать каждый день неимоверную энергию. Из-за этого у нас огромное количество людей, которые ходят на каждый спектакль по 10 по 15 раз. В прошлом году мы сыграли 624 спектакля. То есть это в три раза все нормы покрывает. Именно из-за этого наши артисты умеют играть 4 спектакля подряд. Каждую субботу мы играем 4 спектакля, будь то «Дракула», «Франкенштейн» или «Панночка». Мы играем в 2, в 6, в 9 и в полночь. И вот такое служение театру, такое беззаветное, безоглядное, оно требует, конечно, от человека жертвенности. И в нашем театре на этих людях держится театр. Часто бывает, что приходят актеры, которые поработали в другом театре, и им это сложно, это тяжело. Практически в нашем театре все время артист находится в театре, потому что не имеет возможности нигде подрабатывать. У нас хорошая зарплата, зарплата больше, чем в других театрах. У нас до 60 тысяч артисты получают. В декабре кто-то даже и по 150 получил. Но это огромная изматывающая работа, очень сложная работа. Многие это не приемлют. В итоге, если я вижу, что человек начинает, грубо говоря, сачковать, начинает хитрить, то возникает конфликтная ситуация, я начинаю этого человека вытеснять. Я не могу, когда в моем театре… То есть все, 30 человек труппа, и все вкладывают в общее дело. Если я вижу, что человек там где-то… все работают, обязательно каждый день происходит занятие по речи, по пластике, по мастерству актера, если я вижу, что кто-то подсачканул и где-то сидит в гримерке в это время, я очень жестоко наказываю. У нас команда, у нас всегда все вместе, у нас большая семья. И это дает возможность играть такое огромное количество спектаклей. И это дает возможность побывать на стольких фестивалях, потому что мы побывали за 25 лет на 114 фестивалях. И это благодаря тому, что актеры умеют так работать, и в каждом спектакле есть по два, по три состава. Все спектакли, которые идут, они постоянно репетируются. «Панночка» идет уже 23 года, мы сыграли более 2600 представлений, а все равно она репетируется. Поэтому здесь нужна особая вера, особая любовь. И те люди, которые это не выдерживают, они начинают рассказывать всякие плохие истории, матерщинник. Я могу сказать, что вообще-то режиссеров не матерщинников я не знаю.

Я вам честно скажу – я тоже. Я знаю тоже не так уж мало режиссеров, как тут недавно выяснилось, буквально подсчитывал, с кем знаком и кого просто знаю. И я абсолютно не театральный человек при этом, но, оказывается, у нас хороший город, а у меня неплохая работа, позволяющая...

Сергей Федотов: Я просто могу сказать. Это же русский язык. И очень часто бывает, когда объяснить задачу актеру, тонкость какую-то, деталь невозможно без этого русского смачного красивого такого словца. Но я никогда не использую это в личных жизни и в личных разговорах.

Ох как интересно. Скажите, а мат – это последнее оружие? Это как козырь такой из рукава…

Сергей Федотов: Это не оружие, это козырь. Потому что часто идет репетиция, тут невозможно объяснить, вот как… И тогда находишь это слово русское. Помните, Шукшин в «Печки-лавочки» говорит: вмазать, врезать, вдарить, наеб…ой, это уже нельзя. Я был на репетициях у Виктюка. Как он красиво матерится, как он это умеет. Васильев просто без этого, великий наш, самый великий режиссер. Я между тем абсолютно против спектаклей, де используется мат. То есть это я не примелю. А когда в репетиции требуется очень острое какое-то приспособление, как-то так вот объяснить что-то, русский народный язык, он здесь просто необходим.

То есть, допустим, «Вальпургиеву ночь»...

Сергей Федотов: Я не буду ставить, это не мое. И всю современную драму, где есть мат, я тоже никогда не буду ставить. Я это не понимаю. Русский язык, который касается мелодики, которым Чехов писал, Достоевский, Гоголь, Булгаков, он невероятно богат. И не нужно в него добавлять какие-то такие словечки, потому что структура русского языка очень поэтична. И ее открывать... часто очень говорят, что сейчас современные театры классику всегда осовременивают. Театр «У моста» никогда не осовременивает классику. Если мы ставим «Чайку», то мы изучаем то время, эпоху, костюмы, шьем всегда костюмы исторические, декорации. И мы сочиняем спектакль так, как мне кажется, он был во МХАТе Станиславского в то время. А когда идешь даже в наш Театр-Театр, я видел «Анну Каренину», «Горе от ума», и когда действие переносят в сегодняшний день, в парковку подземную или в небоскреб какой-то, то этот текст по моему ощущению, он не вяжется с сегодняшней ситуацией.

А когда действие переносят в театр? Как в последнем голливудском варианте «Анны Карениной».

Сергей Федотов: Это другое совсем. У театра своя магия. У театра своя аура невероятно. И вообще ??????? (неразборчиво) говорил, что если в спектакле нет атмосферы, это как человек без души. И все говорят про атмосферу, но делать, как она делается, очень мало кто сейчас умеет. И в театре всегда существует атмосфера. В театре всегда существует невероятная энергетика. Поэтому я думаю, что это единственный возможный вариант, когда переносят не в наше время, а в театр, в какой-то такой мир, магический мир театра.

И сразу над временем получается.

Сергей Федотов: Конечно. А если это переносят в наше время, вот и «Горе от ума», и еще стихотворный текст, меня страшно раздражали эти мобильные телефоны, эти охранники. Ну никак не вяжется, никак Грибоедов про это не писал, и никак современные люди не будут говорить стихами. Хотя Мильграм говорил: ой, так классно получилось, знаешь, это прорыв, это такое новое слово. Я очень внимательно спектакль смотрел, но никак меня не убедила эта позиция. И я считаю, что внутренние связи между людьми, теми, чеховскими, или грибоедовскими, их надо сочинить, их надо нафантазировать, включить в свое подсознание и представить, как это было в то время. И тогда мы в такой магический мир попадаем, и зрители сидят, и происходит... Многие зрители наши говорят, что мы приходим в театр «У моста» и как будто бы побывали на спиритическом сеансе. То есть возникает такой сеанс гипноза и сеанс переноса в другое время. Вот в этом смысл.

Я к актерам вернусь. Что актеры получают от службы, от жизни, от работы в вашем театре? Дело в том, что есть режиссеры, работа с которыми приносит быструю славу, не секрет. Есть режиссеры, работа с которыми приносит неплохие стабильные деньги, не секрет. Есть режиссеры, работа с которыми приносит... кому-то приносит, кому-то нет раскрытие актера, попадание, не попадание.

Сергей Федотов: Вы так красиво сказали.

Что получают актеры, когда они работают с вами?

Сергей Федотов: Вот все эти три составляющие получают в нашем театре. Во-первых, театр «У моста» известен не только в Пермском крае, он известен во всем мире. И часто бывает, что мы приезжаем в какую-то страну на фестиваль, и нас ждут, и говорят – театр «У моста» будет хедлайнер этого фестиваля. Поскольку наши спектакли по Булгакову, по Гоголю, они считаются эталонными в плане воплощения на сцене магии. Я в Польше неоднократно тоже ставил спектакли, и мы были на гастролях, фестивалях, и в любой город Польши, куда мы ни приезжали, театр «У моста» ждут и понимают, что мы какую-то магию покажем, что мы покажем какой-то магический театр, неизвестный в Польше или Чехии. Поэтому, конечно же, наших артистов знают не только в Перми, и на наших артистов ходят. Очень часто я вижу - Володя Ильин или Ирина Ушакова, Галя Гринберг после спектакля получают огромные букеты цветов, и к ним ходят поклонники, над ними подшучивают часто. Но, в общем-то, такую славу, известность человек может очень быстро получить. Вася Скиданов приехал 5 лет назад, и года через два он уже получил главную награду фестиваля какого-то московского, по-моему, за Кочкарева. А потом уже за «Калеку с Инишмана» Вася уже получил, может быть, 10 главных наград разных фестивалей. То есть фестиваль – это успех, фестиваль – это всегда огромная популярность театра, потому что на любой фестиваль мы приезжаем, и наших артистов практически носят на руках. В Чехию мы приезжаем, и там после каждого спектакля остается треть зала чехов, зрителей, театралов, которые хотят пообщаться, которые говорят, что вы совершенно уникальные артисты. И, кстати, многие награды наши зарубежные, они звучат так – за феноменальное актерское мастерство.

А вы русский рок любите?

Сергей Федотов: Конечно.

А вы, скорее, Гребенщиков или Башлачев? Ведь оба, и тот, и тот гуру.

Сергей Федотов: Гребенщиков.

Именно поэтому фестивали, именно поэтому награды, именно поэтому актеры, которые получат...

Сергей Федотов: Это соревнование. Для меня это все время соревнование. Для меня каждый спектакль – это соревнование, и каждый фестиваль мы должны победить. И актеры тоже так настроены, чтобы побеждать. Для них тоже каждый фестиваль – это соревнование. Вот это первое, что человек получает славу. Но, самое главное, заслуженную славу. Потому что наши актеры умеют играть так, как вот на московских фестивалях чаще всего говорят так – москвичи забыли, уже не умеют так играть. Так отдаваться, так погружаться в атмосферу, так излучать... Мы когда «Калеку с Инишмана» сыграли на «Золотой маске» два года назад, спектакль закончился, и председатель жюри «Золотой маски» Анатолий Смелянский, он первый встал и стал стоя аплодировать, и за ним встал весь зал. И потом зрители говорили, что не смогут никогда в Москве сыграть так, с таким погружением, с такой отдачей, с такой энергетикой, и с таким филигранным мастерством, психологическим мастерством, подробнейшим, подробнейшим проживанием на сцене. Потому  актеры получают возможность такой профессии, очень подробно и очень скрупулезно играть каждую роль, каждый спектакль. И, конечно, финансовое благополучие – это главное, потому что в наше время, театр существует 25 лет, мы никогда не задержали зарплату. И всегда наша зарплата в два, в три раза больше, чем в других театрах.  

Когда мы приезжаем на фестивали, (у нас была встреча с Константином Райкиным в Москве) я говорю: ну вот у меня артисты столько получают. Он говорит: да? В «Сатириконе» актеры не получают такую зарплату, как в театре «У моста». И, конечно, люди, которые в нашем театре существуют, они еще очень любят путешествовать, они видят мир. Есть режиссеры, которые запрещают ходить в другие театры. Мы же ходим во все театры на все премьеры. На всех фестивалях мы смотрим все спектакли, которые идут в это время. Я никогда не соглашаюсь приезжать на фестиваль на день или на два, только прилететь, сыграть и улететь. Мы всегда приезжает на три, на четыре дня и смотрим все. Вот в Чехии «Театры европейского региона» это фестиваль огромнейший. Сейчас снова готовимся поехать на фестиваль в июне. Мы были там уже 8 раз. Там за 10 дней фестиваля бывает 120-130 спектаклей проходит. И в день там может быть 10 спектаклей. И мы все эти спектакли смотрим. Поэтому наши артриты очень любят путешествовать, они видят мир, и они могут сопрягать свое место театральное на мировой карте. И это тоже очень важная вещь, потому что, я знаю, в наших театрах, даже в пермских люди сидят, никуда не выезжают, варятся. И, более того, у них даже нет желания ходить в другие театры, а в нашем театре не так. Поэтому все эти составляющие – и финансовое благополучие, и слава, и мастерство, которое они здесь получают, это такое притяжение, это главное. Но вместе с тем в нашем театре, говорят «тиран Федотов», очень строгая дисциплина и очень строгий распорядок дня.

Театр начинает работу в час. Мы начинаем с тренинга, идет час, два, три тренинг. Притом бывают разные тренинги. Совсем недавно, благодаря нашему великому Макдонаху, мы решили – мы проводим занятия по единоборствам, по боевым искусствам. Мы нашли уникального человека, такой Алексей Новоселов, черный пояс по каратэ, чемпион разных соревнований и человек, который разработал свою систему по единоборствам. У меня с огромным интересом и удовольствием актеры друг друга мутузят, и изучают эти приемы самообороны, развитие физических возможностей своих. Могу сказать, что совсем недавно мы начали проводить занятия по гипнозу. Есть в Перми такой гипнотизер Олег Тибетский, он даже сделал в нашем театре выступление в прошлом году. И сейчас мы работаем с ним. Он проводит занятия, занимается с артистами холотропным дыханием. Это примерно то, чем занимался Ежи Гротовский. Строгая дисциплина, с одной стороны, дает имидж Федотову как тирану. А потом она дает возможность театру быть все время в форме, театру выезжать на фестивали. Одновременно, когда мы выезжаем на фестивали, часть выезжает, репертуар никогда не останавливается. Проходит так же, как он игрался с группой артистов, которые, допустим, в «Калеке» играют или в «Безруком». Поэтому я так думаю, что те люди, которые в театре «У моста» поработали, в любом случае, даже если они уходят потом, они понимают, что такое настоящий театр, где театр живой, где театр пульсирующий, где возникает энергия. И они понимают, что, когда зритель выходит на сцену, потом дарит цветы после спектакля, то возникает разряд такой, во время этих аплодисментов возникает невероятный разряд энергии. Потому что накопленная энергия во время спектакля, она взрывается в зрительном зале. И чаще всего, получается, может быть, каждый второй спектакль в нашем театре зритель встает и стоя аплодирует, и получает катарсис. Это для нас важно.

Вы всегда знали, как сделать такой театр? Или вы последовательно, поступенчато делали такой театр?

Сергей Федотов: Конечно, поступенчато. В первый год существования мы играли два спектакля в неделю. Потом стали играть больше. Но я вот эту эстетику, ее формировал первые пять лет. То есть я понимал, что необходимо, чтобы зрителя притягивать еще раз. Я понял, что спектакль должен быть построен, как многослойный пирог, чтобы каждый зритель… Для меня понятие «элитарный театр» не существует. Я знаю, что каждый спектакль должен быть интересен любому зрителю. В каждом спектакле есть энергетика и информация, которая притягивает все слои зрителей. И человек, который не очень в театре разбирается, обычный зритель приходит, он считывает сюжет, интересную игру актеров. Человек, который в театре разбирается, он уже 2, 3, 4. 5 уровень. Есть «профессора», которые начинают уже такие теории сочинять вокруг спектакля. Поэтому такая возможность многослойного спектакля, а потом еще возможность репетиции для того, чтобы спектакль все время менялся. Из-за этого наши зрители приходят по 10, по 15 раз. Сначала я думал, что, наверно, шизофреники. А потом оказалось, что они черпают энергию, и они нюансы начинают разбирать, в нюансах спектакля начинают разбираться, и получают от этого удовольствие.

А вы делите спектакли на коммерческие и для души?

Сергей Федотов: Нет. Я не знаю, как назвать это, коммерческий или не коммерческий спектакль. Допустим, спектакль «Панночка», «Дракула», «Франкенштейн» - эти спектакли имеют невероятную популярность, и, наверно, они коммерческие в связи с этим. Тем не менее, все составляющие художественного спектакля, художественного уровня, они в этих спектаклях есть.

Упаси господи, я же вовсе не хочу сказать, что сейчас ваши высокопрофессиональные актеры начнут плясать вприсядку на сцене только для того, чтобы повеселить публику. Нет-нет. Я говорю: есть ли спектакли в репертуаре, с которыми вы, скорее, сейчас уже миритесь, потому что они популярны, они высокоденежны?

Сергей Федотов: Нет, такого нет. Вот я каждый месяц своих у билетного стола спрашиваю: какой репертуар будет, то есть что мы должны играть? Они очень трудно на это отвечают, потому что залы всегда полные. То есть очень трудно понять, какой спектакль популярный, а какой менее популярный, потому что зал всегда полный. Мы играем 67 спектаклей в месяц, и зал полный. Поэтому понять и поставить именно тот спектакль, который собирает зрителя, а который не собирает, я не могу. Все спектакли зрителя собирают. И, более того, уже 25 лет в нашем театре до сих пор, вот Золотухин приезжал когда к нам в город, он удивился, говорит: что, у вас до сих пор перед спектаклем люди приходят за входным или за лишним билетом? Он говорит: это что, у вас, до сих пор? У нас до сих пор перед спектаклем приходят за лишним билетиком или за входным билетом.

Я помню историю, связанную с новым помещением для театра «У моста», историю, когда вам то ли хотели, то ли вы просили. Я вот так в голове сейчас прокручиваю, ведь была эта история с новым помещением и очень большим залом, и как-то куда-то она ушла, и вы остались…

Сергей Федотов: Дело в том, что мы-то рады, чтобы наш зал как-то увеличился. История была первая – нам хотели сделать реконструкцию театра, и сделать зал на 400-500 мест. Естественно, денег на это не выделено. Хотя даже начали проект делать. Потом была история – нам предложили Дом офицеров. Но я, посмотрев на это здание, понял, что из этого здания не сделать театр «У моста». Во-первых, никто не разрешит изменить фасад, потому что там памятник, там надгробные плиты, и это все равно будет Дом офицеров, все равно будет память, а память трогать нельзя. А потом еще вот эти огромные внутренние помещения, коридоры, лестницы, они все равно не для театра «У моста». Я думаю, что для нас вот такое здание, как клуб УВД, оно больше, чем здание театра «У моста», вот оно было бы приемлемым. Эти разговоры идут периодически, поскольку все желающие так и не могут попасть на спектакли, и периодически возникают в Интернете всякие провокации по поводу того, что мы пускаем больше людей, чем может наш зал поместить. Тем не менее, никак этот вопрос не решатся. Были разные предложения, идеи, но это все так улетает. Потому что все-таки наш город, он какой-то очень странный. Вместе с тем, что у нас очень театральный зритель, тем не менее, именно в нашем городе возможны такие культурные революции дутые, которые, в принципе, ничего не принесли для города, а унесли огромное количество денег. А настоящее внимание к театру все-таки в нашем городе отсутствует. Я приезжаю в другие города и вижу, там театр, лет пять поработал, ему строят здание, ему предоставляют какие-то очень условия хорошие. Мы 25 лет существует. И за это время самое большее то, что я получил четыре года назад, 3 миллиона на ремонт крыши, которая была аварийной. И когда каждый год я слышу, что Театр-Театр, кроме своего бюджета получает еще 200 миллионов на ремонт, для меня это просто запредельные цифры и притом, что в Театре-Театр ничего не меняется. Спектакли продолжают быть такими же, какие и были. И, в принципе, режиссеры разные, а спектакли одинаковые. А я получил 3 миллиона, и я построил практически второй этаж. Мы сделали мансардный этаж, и, уложившись в эту сумму, мы увеличили театр в 2 раза.