«Уставы есть, место в бюллетенях есть, фракции парламентские есть, только партий нету, потому что любая партия, если это просто не кружок единомышленников и, так скажем, не стайка интересантов, она опирается на определенную традицию», – Олег Лейбович, историк

- День добрый!

- Здравствуй, дорогой!

- День добрый!

- Значит, мне вот хочется поговорить о чем... Ну, великий Вольтер говорил, что надо определиться с терминами, да? Потому что ну ничего невозможно понять. Вот недавно прекрасное интервью опубликовала «Пермская трибуна». Интервью брал Денис Кашников у Жириновского, и я совершенно обалдела, узнав, что господин Жириновский считает, что если бы это было до революции, то эта партия была бы октябристская. Вот у меня зашкалило, я перестала что-либо понимать, поэтому, пожалуйста, объясни, пожалуйста, какая наша партия, про что…

- Ой…

- Да, вот, вот, у меня такая же… Вот, знаешь, какое у меня настроение…

- Да, настроение понятное. Я вообще гадость скажу…

- Давай.

- Что у нас нет никаких партий.

- Так…

- То есть, на самом деле, уставы есть, место в бюллетенях есть, фракции парламентские есть, только партий нету, потому что любая партия, если это просто не кружок единомышленников и, так скажем, не стайка интересантов, она опирается на определенную традицию, что, кстати, Владимир Вольфович пытался сделать.

- Ага.

- Где там есть символика, имена, достижения, может быть, даже и поражения, готовые ответы на целый ряд вопросов.

- Ну где взять традиции-то, когда стране 25 лет?

- А их ведь, традиции же строят, Ира,

- А как?

- Их же строят. То есть, есть большое прошлое.

- Чего?

- Политической жизни в российской, так сказать, в России, черт возьми.

- Так.

- В этом прошлом на самом деле были разные политические течения, в шестом году официально оформленный, разрешенные как партии, причем далеко не все. На самом деле никто социал-демократов-то не разрешал и партию социалистов-революционеров тоже никто не разрешал. Но с 17-го октября разрешили, и «Партию народной свободы» тоже разрешили.

- Конституционные демократы были.

- Ну «Народной свободы» тоже, вроде, разрешили.

- И что?

- Но, тем не менее, партии были.

- Так.

- И для нынешних, так скажем, политических деятелей, сразу же хочется много кавычек поставить перед словом «политический», всегда была возможность – давайте выстроим традицию, давайте, так сказать, будем опираться на тот самый опыт, не просто называть себя коммунистами, потому что была коммунистическая партия, а вспомнить, на каких идейных основах эта партия строилась, вернемся к этому опыту, найдем там эти самые символы, предъявим их. Ну не получилось, даже когда пытались. Помните, была такая…

- Подожди, подожди, подожди.

- Ага.

- «Единая Россия» провозглашает себя, как партия российских консерваторов.

- В России никаких консерваторов никогда не было.

- Ага.

- Если считать там охранителей, сидящих возле трона – ну они никогда партий-то не организовывали.

- А российского консерватизма не было?

- Консерватизм формировался в разных организациях. Дело в том, что с консерватизмом же всегда проблемы сложные. Для того, чтобы что-то сохранять, а консерватизм – это все-таки сохранение, надо чего-то достигнуть. Надо найти эти самые ценности… 

- А, ну да, чтобы сохранить, надо сначала…

- Построить, построить. Поэтому…

- Когда что-нибудь охранять…

- Да, да, да.

- Как то, что сначала создать.

- Поэтому была идея, кстати, у русских, ну, допустим, того же союза 17-го октября: «Мы строим конституционную монархию». И они действительно ее хотели строить.

- Да.

- «И будем ее сохранять, это так слева, это так справа от придворной камарильи, ежели угодно». Ну вот не достроили, так сказать, времени не хватило.

- То есть очищать наше самодержавие от нехороших людей.

- Не самодержавие преобразовывать…

- Монархию.

- Преобразовывать самодержавие в конституционную монархию в соответствии с духом законов шестого года.

- Мне всю жизнь жалко, что это не получилось.

- Ну вот не получилось. Плохо они это делали, не умели, и так далее. Я про другое. А вот нынешние партии, скажем, а чем они отличаются друг от друга?

- Так.

- На идейном уровне?

- Кто из нас профессор?

- На идейном уровне?

- Кто кого спрашивает?

- А вот я спрашиваю, чем они отличаются.

- Нет уж, расскажи.

- Вот если посмотреть их программы, то они все одинаковые – за все хорошее и против всего плохого. Согласно с критикой… критика чиновников – да, но по старому принципу начала двадцатого века – чашки бей, а самовар не трогай. То есть демонстрировать лояльность президенту – это хороший тон.

- Подожди, подожди, какая интересная поговорка.

- Это поговорка в рабочей среде родившаяся, в Петербурге.

- Прекрасно!

- Да.

- Чашки бей, а самовар не трожь.

- Не трогай, не трогай, вот не трогай. Ну вот они тоже, собственно, самовар не трогают. Различать какие-то оттенки трудно, так сказать, иметь собственный электорат – слово паршивое – вообще невозможно, потому что, собственно, все партии топчутся на примерно одной и той же грядке. Эта грядка называется добрые тихие люди старшего поколения, мы будем их к себе привлекать. Одни будут говорить, уже говорят: «Мы дороги строим». Вторые говорят: «Мы будем строить». Ну мы читали же это?

- Ну это вообще, я оболдеваю, когда я это вижу.

- Ну, ну. Или мытарства…

- Это дороги от… От…

- От партии, да, партийная дорога, партийная дорога.

- Нет, отремонтируем. А чего раньше-то не ремонтировали? Я вот этого просто не понимаю.

- А что, партия должна ремонтировать дороги?

- Да бред какой-то.

- Другие говорят: «Мы будем по-другому их ремонтировать». Мне понравились призывы одной милой партии: «Разбитые дороги. Призываем к ответу!» Кого они призывают к ответу? Дороги они призывают к ответу? «Запредельный рост цен». Там, правда, непонятно – «за» слитно написано.

- Угу.

- Ошибочно написано, либо?.. Либо нет. А внизу, опять же: «Призываем к ответу!» Вот кого-то они призывают к ответу. То есть, то ли цены они призывают, то ли рост, чего-то они еще призывают к ответу. То есть, на самом деле…

- Ой, какой ты злой и честноверка.

- Да ничего я не злой, да добрый я!

- Это называется слоган, люди за это деньги получают. Вот так.

- Ну нормально, нормально. Поэтому люди, естественно, различия между этими движениями не очень видят, тем более, что в этих движениях, в этих партиях бесконечные «тушинские перелеты», то есть сегодня он был в «Справедливой России», вчера был в «Справедливой России», сегодня в «Единой». Вчера был в «Единой», сегодня в «Справедливой».

- Слушай, по-моему, такое впечатление, что вот чтобы «Справедливая Россия» сегодня, а завтра «Единая Россия»…

- Ширяева.

- У нас во всяком этого нет.

- Ширяева.

- В наоборот есть.

- Ширяева.

- А, да, действительно.

- Ширяева.

- Вполне дельный и хороший депутат, но вот…

- Очень хороший депутат.

- Да. Но тем…

- Честно говоря, все равно, от какой партии.

- Ну вот совершенно верно, все равно от какой партии. А вот когда все равно, от какой партии, значит, ее, собственно, нету. Тем более, если бы, так сказать, когда существуют реальные партийные системы, там дело не в том, что у партии есть еще там свои избиратели, своя традиция, свои символы и прочее. Обязательно должна быть свободная игра политических сил. То есть избиратель должен знать, что если он проголосует за «Зеленых», то будут, так сказать…

- То будут круглые.

- Нет, то ничего подобного. То властная политика чуть-чуть позеленеет.

- Угу.

- Ну вот если ему кажется, что так и надо – он проголосует за «Зеленых». Если ему, так сказать, избиратель полагает, что надо, так скажем, больше уделять внимания социальной тематике и он проголосует за социал-демократов – он знает, да, новое правительство, местное, так сказать, неместное, оно будет больше уделять внимания социальной тематике. Конечно, все эти различия в определенных пределах, но они есть. Когда нет свободной игры, когда, собственно, действительно, какая разница, сколько мест получит та или иная партия, ну, допустим, в региональном собрании, когда в федеральном собрании партии голосуют фактически единогласно, ну там все это находится, там два-три воздержавшиеся или 25 убежавшие.

- Да нет, в нашем парламенте…

- Я про федеральное.

- А, ну это другой вопрос.

- Ну, ну почему же. Партии у нас же федеральные, а не региональные. То есть, действительно, так сказать, партийной системы не сложилось. А раз партийной системы не сложилось – ну что же, на выборах идет война, борьба котерий. Хорошее такое слово.

- Ну-ка, ну-ка.

- Ну так трудно «котерии» на русский язык перевести, потому и слово употребил.

- Давай, давай, давай, пере, пере, пере…

- Ну стаи.

- Ой, какой ужас.

- Стаи, все-таки это стаи.

- Какой ужас!

- Это не кланы и не группы, это стайки, стайки людей, объединенных общим интересом. Этот интерес может никакого отношения, можно сказать, к интересам населения не иметь, но вот у двадцати человек есть такой интерес – они между собой объединяются и с другими, собственно, борются.

- Ты знаешь, в чем дело? У нас не было вариантов, кроме как хоть искусственно, хоть как создавать палитру, ну или хотя бы численность какую-то партий, потому что нужно было ликвидировать партийную диктатуру КПСС, это неизбежно было.

- Была ли диктатура в конце? По-моему, не было.

- В конце у нас была, и, думаю, что всегда у нас была диктатура КГБ – вот это, да, даже не вопрос.

- Вопрос. Снова скажу, если смотреть документы, они, конечно, время от времени выходили из под контроля, но вообще-то были послушными исполнителями того, чего в партийных больших кабинетах говорили.

- Ну значит они и были генералами КГБ, которые сидели в высоких партийных кабинетах. Я… Понимаешь, у меня дед был все-таки большой партийный начальник.

- Да, секретарь обкома.

- Да, первый секретарь, но и член ЦК и ля-ля-тополя… Вот он когда на пенсию уходил, у него на книжке было триста рублей, квартира государственная, дачка деревянненькая, государственная, мебель государственная… Чехлы были свои…

- Даже так все?

- А также посуда, восемь стен книжек и бабушкино пианино. Все.

- Ну так было принято вообще-то. Вообще-то так было принято до определенного момента, потом нравы несколько изменились, нравы изменились.

- Да, потом они стали, они стали другими. Но ведь это поколение моего деда, да и твоего, они ведь классические гимназии успели закончить, учились у очень серьезных людей, и что такое отечество и верность очень хорошо понимали.

- Да, понимали.

- С детства. С пеленок. А потом эта прослойка истончалась, истончалась, истончалась. Вот у меня первая моя учительница была родственницей того самого Малиновского, она семнадцать лет оттрубила на Колыме, вышла в 56-м году. Я никогда в жизни больше не видела таких людей! С таким голосом, с таким русским языком, с такой спиной, так натянутых чулках, с такими воротничками, и так умеющих сидеть на стуле! И такое образование среди учителей я никогда не видела. Нина Иосифовна Малиновская.

- Мне удалось застать людей похожего плана, ну тоже в школе, естественно.

- Значит, Олег, я просила поправить мне настроение. Ты с точностью…

- Сейчас поправлю.

- Тогда ладно, давай еще раз попробуем. Считается, что Пермь всегда была провинциальным, столицей либеральности.

- Господи!

- Это было так?

- Нет. Это был такой лозунг, слоган, сейчас попытаюсь найти, ну, в общем, были такие слова: уровень либеральности Перми определялся некоторой снисходительностью или безразличием пермских губернаторов. Ну то есть на что-то смотрели, прищурив, на что-то пожимали плечами, чем-то вовсе не интересовались. Если это либерализм, то это такой губернаторский либерализм.

- Какая прелесть. Какая пре… Это просто замечательно. Таким образом из последних трех губернаторов Виктор Федорович – самый большой либерал.

- Да, наверное.

- Это даже не вопрос.

- Ну да, наверное, ясно.

- Замечательно! Давай посмотрим, ладно, либеральный электорат, извини за выражение, неприятное слово очень, все-таки у нас есть. Ну послушай, у нас много малого и даже среднего бизнеса, у нас университеты, у нас то, что сейчас называется бюджетники и то, что раньше называлось…

- Интеллигенция.

- Да, интеллигенцией. Все-таки есть достаточно высокий уровень образования. Либеральный электорат есть, а партия не складывается никак. И у нас… Ну то есть, они, может быть, есть что-то в Москве? Но у нас ну никак не получается, а почему?

- А давайте отделим мелкий и средний бизнес от университетской публики. Давайте вспомним, что мелкий и средний бизнес был основой самых реакционных движений в Европе в 30-е годы.

- Ух какой ты недобрый-то!

- Ну почему? Национал-социализм называли социализмом лавочников.

- Кошмар!

- И это было на самом деле.

- Чистая правда.

- Они же, скажем, действительно тяготеют к авторитарным методам господства. Собственно, они в своих ларьках и киосках именно такой режим и установили. Чего же от них требовать каких-то там, простите, политической, там, широты мышления или, там, защиты прав человек? Вот они сначала бы своих работников не по 14 часов держали на рабочем месте, а хотя бы восемь, как полагается в соответствии с…

- На белой зарплате.

- На белой зарплате, как полагается в российском законодательстве. Так что я бы их из либерального, извините, лагеря исключил бы сразу.

- Хорошо, тогда кто есть? Ну хорошо, вузы столько, столько…

- Ну есть университетская публика, есть часть бывшей прежней интеллигенции, ныне уж точно бюджетников, которые, ну конечно же, права человека – это не пустой звук.

- Безусловно.

- И не там, скажем, клич иностранных агентов, которые человеческое достоинство собственное в общем блюдут и считают его не менее важным, чем достоинство казенных учреждений и казенных институтов. Но они очень мало и очень редко участвуют в выборах.

- А вот не так. Дело все в том, что ректоры наших, и президенты тем более, наших вузов, вряд ли кто-то к ним подойдет с вопросами: «А ну-ка организуй голосование». Это вряд ли. Потому что могут ведь еще и послать, в крайнем случае.

- Плечами пожать.

- Да. Ну вот а этого достаточно?

- Этого достаточно.

- А вот что касается…

- Школ?

- Школ, больниц, врачей и так далее. Ведь это же основа, электоральная основа административного ресурса.

- Это верно.

- И что? И как?

- Дело в том, что организация наших выборов в течение четверти века реализуется таким способом, что для людей себя уважающих участвовать в них становится весьма и весьма затруднительно. То есть вот ты идешь голосовать от себя, а рядом в автобусе привозят рабочих из цеха и там списочек есть, там начальник цеха отмечает, кто пришел, понятно, сейчас уже техника пришла, поэтому сфотографируй, изволь сфотографировать на телефон, куда ты птичку поставил, а раньше обходились без телефона. Вот они идут массой, и ты зачем-то, ты зачем-то идешь. Зачем ты туда идешь? Что ты против этих тридцати-сорока сделаешь? Причем, знаете, что еще любопытно? Вот, так сказать, со всех сторон, звучали голоса: выборы заорганизованы, избирательные комиссии лютуют, всех снимают. Провели праймериз, никто не лютовал, никто ничего не заорганизовывал. Праймериз – внутреннее дело партии, судебно-милицейские органы не вмешиваются. И что?

- Ой, не говори лучше.

- Так вот и что?

- Ну говори, говори уже, говори.

- Стало быть, скажем, вот эти технологии вот такой избирательной кампании, они уже утвердились. И когда мне говорят про административный ресурс, причем спокойно ведь говорят, вот он использует административный ресурс, но что он при этом нарушает закон – это никому в голову не приходит, потому что…

- Да уж.

- У нас по закону никаких ресурсов нету, кроме свободного волеизлияния граждан Российской Федерации. Тот административный ресурс, он не сверху идет по знаменитой вертикали, он распадается на мельчайшие административные ресурсы, ну мельчайших собственничков, мельчайших администраторов, и прочее.

- В общем, дело кончится, что я сегодня или повешусь, или напьюсь.

- Да зачем же?

- А потому что вот сейчас новости и я дам еще пару вопросов.

- Потому что… А, еще новости? Уже?

- В общем, никакой радости, кроме видеть вас, профессор, у меня нету.

- Ну почему?

- Радость ведь…

- Это самое…

- Выборы же, дело хорошее.

- Это социально-полезное дело, потому что огромное количество людей, которые занимаются как бы агитаторами, зарабатывают деньги. Дай бог здоровья. 

- Ну не только они. Не только они. То есть это на самом деле такое предприятие.

- Социально полезное мероприятие.

- Нет, это предприятие.

- Да.

- Большие люди зарабатывают большие деньги, средние люди – средние деньги, ну и масса людей, принадлежащих, так скажем, к малообеспеченным слоям, зарабатывают тоже свои эти самые деньги.

- И это хорошо.

- И это хорошо.

- И все-таки правые.

- Правые.

- Ну вот я помню, как как-то было, когда Прохоров возглавил «Правое дело», на улице Чернышевского было стрелочки на домах и написано, что вход в исполком «Правого дела» со двора. Самотек был. Люди приходили…

- Была надежда на альтернативу, просто на альтернативу, что, вот, так сказать, среди этих, уже набивших оскомину партий и лозунгов, похожих друг на друга, вдруг появился свежий человек, свежая партия, они что-то изменят, непонятно, что, но вот что-то изменят, они открыты, они интересны.

- И Михаил Дмитриевич угробил эту партию за пять минут.

- Ну, так сказать, эту… Давайте так: эту партию угробили за пять минут.

- Знаешь, что? Вот если…

- Ну с его участием, конечно.

- Вот знаешь, если бы я потом не узнала, что такое штаб предвыборный так называемой гражданской платформы и если бы я лично не знала, кто это за человек…Вот не надо, он не мальчик. Это его…

- Оказался мальчиком.

- Да ну, в общем, большая беда.              

- Ну не хватило политической воли-то, господи.

- Ну вот, вот, а теперь значит опять какой-то «Парнас», значит, платформа эта не в куда, ничего другого, не возни… И вдруг… Да, вот еще о… Какие, значит, такое движение в рамках так называемых «Мостов». Мосты между какими…

- «Мосты» – это не политическое движение…

- Да, все правильно. А какие берега-то объединяют?

- Ну «Мосты» вообще, так сказать, это попытка сделать площадку вот для этих самых интеллигентов, извините, бюджетников, так сказать, площадку для разговоров. Чтобы вот не болтать на кухнях, как принято, а поговорить на людях, то есть, иначе говоря, ответственнее относиться к своим собственным словам.      

- Знаете, я посмотрела эти организации типа «Русский диалог», и так далее…

- Это что такое?

- А это вот как раз некоммерческое объединение, представитель которого здесь у нас в этих «Мостах» был. Все это очень неприятно пахнет. Ты знаешь, я со времен господина Парвуса очень боюсь зарубежных денег в русской политике, ну очень боюсь. Это всегда очень плохо заканчивается,

- Почему? Это закончилось октябрьской революцией.

- Вот, совершенно верно. Вот эти самые иностранные деньги, которые платятся иностранным агентам, заканчиваются революциями. Я их боюсь.

- Нет, вот я совершенно их не боюсь. Дело в том, что, конечно, 17-й год тот и 16-й этот – ну это все-таки сильно разные годы.

- Так, ты вообще про это не вспоминай. Я очень боюсь, я ведь серьезно говорю. Скажи мне, пожалуйста, вот этот нафталин немыслимый, называется, прости господи, «Партия роста», это что?

- Это строгий, суровый, принципиальный оппонент «Партии веса».

- Да ну! Ой… Еще раз.

- Ну вот если есть «Партия роста» и они там что-то такое, то должна быть «Партия веса». И они между собой должны, естественно, воевать за места в парламенте. Как же, почему нет?

- «Партия веса» – замечательно!

- Ну, я думаю, она все-таки победит, победила бы.

- Ну да. Это очень смешно, слушай, какая прелесть! «Партия веса». Партия «Роста» и «Веса» – это замечательно. А там же, в «Партии роста» могут быть всякие ответвления, там, левых, более худых, более толстых.

- Это в «Партии веса», это только в «Партии веса».

- Только в «Партии веса».

- Только в «Партии веса».

- А там должны быть какое-нибудь фракция типа…

- Очень длинных, очень длинных.

- Очень длинных или, допустим…

- И умеренных.

- Умеренных.

- И умеренных.

- И «Партия удельного веса», вот где-то такого.

- Ну а там все про вес. Нет, я про рост. Там должны быть такие экстремисты, которые очень высокие, два метра, и умеренные которые. Вот «Партия роста» небольшой будет, наверное.     

- Ты знаешь, пожалуй, ты совершенно прав. Я вот смотрю на господина Похмелкина – ну действительно нафталин. Я очень хорошо помню, он ведь был руководителем регионального отделения, областного отделения партии «Демократический…

- …выбор России».

- «Выбор России», да. А замом у него был господин Сапко с 92-го по 97-й год, вот. А в законодательном собрании был господин Вахтин. Вот он был председателем совета директоров ликеро-водочного завода…

- Ужас какой…

- А Сапко был не только замом Похмелкина, но и директором ООО «Континент», который получил очень большие скидки при оптовой торговле водкой. И вот было достаточно и денег, чтобы эта организация – руководство этой партии – вполне нормально сосуществовала. Теперь я смотрю, один из них из в «Партии роста», а Сапко, ну, видимо, из «Партии веса», потому что все-таки «Единая Россия» очень…

- Солидная партия.

- Солидная партия. То есть такая партия все-таки есть.

- Солидная партия для солидных людей, все в порядке.

- Я, вот ты знаешь, я тебе скажу, что когда ты мне говорил, что ты противную газету прочитал…

- Да, прочитал.

- Расскажи, в чем суть.

- Да господи… Дело в том, что когда политической жизни нет, ее надо имитировать. Имитируется это, естественно, ошеломляющей агитацией и, извините, контрагитацией. Вот контрагитацию мне в ящик… Ну не в ящик, на подоконник и сунули. А я, по привычке своей – читать все, что суют, посмотрел.

- Не говори-ка, включая заборы.

- Ну включая заборы, потому что это и был забор, но только на бумаге.

- Совершенно…

- Там была главная идея газеты, что «Справедливая Россия» – это очень плохие люди, вот просто отвратительные люди, потому что они: а) богатые; б) иностранные агенты (Парвус); в) богатые. Ну и так далее. Там по кругу.

- Бяки.

- Там все идет по кругу, ну просто очень плохие люди. Причем язык площадной, заругали.

- Фу, гадость какая.

- Ага, невероятная мерзость. Для чего это делают? Ну не знаю, чтобы деньги получить, показать штабу, что работаем, вот смотрите, чего-то разоблачаем.

- Это от имени…

- Ну там какой-нибудь…

- Партии пенсионеров за справедливость?

- Что-то в этом роде.

- Что-то в этом роде.

- Не стал вглядываться вниз. Очень не хотелось вниз вглядываться.

- Ну это, во-первых, противно, во-вторых, вообще, понимаешь, я не знаю, как я голосовать буду, я сильно подумаю, но я видела и знаю активных эсеров и в Перми, и в крае. Вообще-то это приличные люди, это та самая интеллигенция, без дураков. Вот в этой связи они ну как минимум небогатые и люди-то приличные. А вот позиция, вот понимаешь, получилась «Справедливая Россия» как. Они же сначала сложились из трех партий.

- Да, там…

- Вот. Потом, видимо, в какой-то момент там какая-то, какие-то дрожжи начали работать и, похоже, что они начали расти, с точки зрения каких-то аналитиков, и сначала вырвали, значит, обратно возникла «Родина», потом, значит, эти… «Партия пенсионеров», и вот, значит, теперь не понять, что это.

- Да нет, я думаю, это такая маленькая специальная организация для того, чтобы истреблять своих, истреблять чужих оппонентов, не своих, чужих.

- Ага. Ну вообще…

- Ну вот это и то, что пугает людей, говоря: «Давайте, чего ходить на вот это мероприятие, если оно не для нас».

- И так противно.

- И так противно. И поэтому ходят ведь по двум основаниям, ходят же. Первое основание – гражданский долг.

- Да.

- На самом деле долг, вот так сказать, он разные вещи включает, в том числе, так сказать, да, одобрение власти. Значит, это моя власть, она может делать всякие глупости, но это власть моя и, может быть, в этот момент, в этот день, в этот час я своим бюллетенем ее поддерживаю. Поэтому, кстати, «Единая Россия» идентифицируя себя с властью, всегда будет побеждать.

- Даже не вопрос.

- Второй вариант…

- Автоматом есть…

- Да. А второй вариант – это гражданская позиция, когда говорит человек: «Да, мне все обрыдло, да, я пойду и швырну свой бюллетень, так сказать, против. Ну там надо найти кого-то «за», потому что «против» совсем нельзя, но я найду кого-нибудь «за», там выбор-то богатый».

- Слушай, у меня есть предложение. Понимаешь, все-таки ты, все равно ты либерал. Ну все равно ты либерал, либерал, либерал, я по лицу вижу, что ты либерал.

- Надо по запаху. Либералов все по запаху определяют, а не по лицу.

- Я, правда, честно говоря, я боюсь русских либералов, потому что Достоевский говорил о том, что ненависть русских либералов к российским порядкам порой доводит до ненависти к собственной России, но ты совершенно другой человек, потому что ты прежде всего историк.

- Я Ленина вспомнил…

- Да.

- Он как-то эсеров назвал «либералы с бомбой».

- Да, да, да, да, да, либералы с бомбой. Поэтому я к ним отношусь так. Я государственник, ну не судьба мне быть…

- Либералы – они всю жизнь государственники, всю жизнь.

- Ну это другие либералы.

- Да нет, российские либералы в XIX-XX веке всегда были государственниками, этим, кстати, они только этим отличались от социал-демократов и от эсеров, настоящие, конечно, а не тех, кто сейчас, кого сейчас зачем-то называют этим именем. Тоже мне…

- Гениальное предложение! Господам либералам, а также социал-демократам, а также либеральным демократам почитать все-таки политическую историю России.

- Да не будут они ее читать.

- Ну пускай прочитают, ну! Я думаю, что даже в интернете, наверное, есть, оцифрована.

- Да все есть.

- Ну вот пускай почитают.

- А у меня предложение совершенно неожиданное. Дело в том, что в этом году есть важнейшее событие для нашего края и для России, для Перми – это 100-летие университета. Это гораздо важнее, чем вот все остальное в нашем, в истории нашего города в этом году.

- Да, октябрь.

- А у нас… Мы же студенты Пермского государственного университета. Олег, пошли на выборы!

- Так нет, я в любом случае пойду, чего уж.

- Вот дело все в том, что надо поддержать нашего студенческого товарища и яркого человека – Андрея Колесникова.

- Ну, так сказать, ведь у нас реально выборы за людей, а не за партии. Если мы…

- Вот! Пошли на выборы и будем голосовать за список, который возглавляет профессор Колесников. Это будет правильное решение!

- А там какой номер списка? Или сейчас номеров нет?

- Он первый.

- Список номер один?

- О, это я не помню, это не имеет значения, ну найдешь. В общем, вообще среди кандидатов есть немало приличных людей из разных партий.

- Да.

- Поэтому будем читать бюллетени и смотреть, и голосовать за хороших людей вне зависимости от партийных списков.

- Ну реально так ведь и происходит.

- Я тебя благодарю, спасибо, все равно настроение у меня стало получше.

- Спасибо!

- Пошли еще поговорим, уже злобно посплетничаем про политику. Всего доброго, дорогой!

- Всего доброго, спасибо!

До свидания, любимая Пермь и дорогие пермяки!

Спасибо!

__________________

Программа вышла в эфир 14 июля 2016 г.