Программы / Дневник отличницы

Юлия Балабанова: Добрый день, это программа об образовании на «Эхе Перми». «Дневник отличницы». Меня зовут Юлия Балабанова. За звукорежиссерским пультом у нас сегодня Антон Мелехин. Мы говорим о такой необычной и достаточно непростой для современной российской школы теме, как Тьюторство. Для разговора я пригласила достаточно солидную группу экспертов. Во-первых, это Мария Александровна Мансветова, директор образовательного холдинга ПрЭСТО и тьюторского лагеря «Вперед в будущее». Здравствуйте.

Мария Мансветова: Здравствуйте. 

Юлия Балабанова: Виктор Раулевич Имакаев директор по науке образовательного холдинга ПрЭСТО. Здравствуйте.

Виктор Имакаев: Добрый день.

Юлия Балабанова:  И учитель и тьютор школы №22 Галина Сергеевна Григоренко, здравствуйте.

Галина Григоренко: Здравствуйте.

Юлия Балабанова: Так что же такое тьютор? Многие думают, что это что-то среднее между психологом и бизнес-консультантом. Человек, который помогает выстраивать какую-то стратегию в бизнесе. Мне сложно экстраполировать это понятие к школе. Зачем современной школе нужны тьюторы?

Виктор Имакаев: Вы, мне кажется, абсолютно правы. Говоря о том, что тьютор в российскую действительность проник через бизнес. Но проник он через англо-саксонское образование. Его задача в англо-саксонских школах и ВУЗах точно такая же – выстраивать стратегию. Только не бизнес стратегию, а стратегию образовательную, если угодно, то стратегию своего личностного профессионального образования. Поскольку сейчас проблема такой образовательной стратегии перед учащимися школ стоит очень остро, то тьюторы и стали появляться в России. Хотя изначально тьютор – это английская придумка. Они появились в английских школах уже 5 веков назад.

Юлия Балабанова:  Когда мы говорим об университете, все понятно. А в школе – это получается просто профориентация?

Виктор Имакаев: Не совсем так. Дело в том, что современным школьникам приходится много принимать на рубеже этом важных решений. Эти решения связаны с выбором профиля обучения, с направлением подготовки, выбора ВУЗа, колледжа.  Эти решения не принимаются сейчас в последний момент. В этом отношении задача тьютора вместе с учеником начать прорабатывать стратегию и воплощать.

Юлия Балабанова: Тьютор берет на себя часть тех обязанностей и забот, которые традиционно несут на себе родители?

Галина Григоренко: Мне кажется, что в этот момент тьютор не исполняет функцию родителя. Он работает с родителем в паре. Часто встречаются такие случаи, когда ко мне приходят родители с учащимися и в этот момент мы обсуждаем выбор будущего. В этот момент тьютор, зная определенные технологии, может помочь сделать этот выбор. Но он не берет функции родителя. Он может сделать так, чтобы ученик и родитель смогли договориться.

Юлия Балабанова: О каких технологиях речь идет?

Галина Григоренко: Такие технологии, как умение выбрать. Умение выслушать, рассказать то, что сказал тебе ученик. Чтобы он сам понял, о чем он говорит. И вообще, в первую очередь здесь говориться о целеполагании. Какую цель ученик перед собой ставит. Чего он хочет добиться.

Юлия Балабанова: По большому счету, вы становитесь психологом? Тогда объясните мне разницу между психологом и тьютором.

Мария Мансветова: Эти вопросы нам очень часто задают. Чем психолог отличается от тьютора. Первое, что мы говорим на наших курсах повышения квалификации, психолог работает с внутренними проблемами и переживаниями человека. С внутренними ощущениями. А задача тьютора перевести внутренние мысли в дело. Он сращивает внутренний мир человека и внешний. Психологи не всегда выходят на этот уровень, именно перевод мысли в социальную активность является задачей тьютора.

Юлия Балабанова: Как построена эта консультационная работа?

Галина Григоренко: У нас в 22-й школе построено так – есть определенные часы консультаций, куда приходят группы детей. Как удобно, обычно 5 – 7 человек, чтобы я могла поговорить в то же время с каждым, в то же время и с группой. Бывают индивидуальные консультации, но туда обычно приходят родитель и ученик.

Юлия Балабанова: Это обязательно или дело каждого?

Галина Григоренко: Это тонкий вопрос. С одной стороны, это личное дело каждого. С другой стороны, в школе, в начале 10-о класса, как у нас было построено, что ученик каждый должен пройти через тьютора, обсудить с ним свой индивидуальный план. В дальнейшем, это, конечно, консультации. По желанию.

Юлия Балабанова: Тьютор после первой встречи с учеником должен отслеживать его образовательную траекторию, идет ли он в нужном направлении. Как строится эта работа по мониторингу.

Виктор Имакаев: Фраза, должен смотреть, правильно ли выбран путь – это не очень корректная фраза с точки зрения тьюторской позиции. Потому что нет правильного или неправильного пути. Тьютор обсуждает с учеником следующий аспект: если ты хочешь стать медиком, ты что-то уже сделал? Почему это не сделал. Или из того, что ты сделал, сходил в больницу, поработал санитаром, сходил в анатомичку, что из этого вытекает. Тьютор ставит ученикам такое важное качество как рефлексию, способность обдумать свои собственные поступки. Способность на основании осмысленного делать выводы относительно своего будущего. В этом отношении не бывает правильных и неправильных решений. Они бывают реализуемые или нереализуемые. Вот их реализуемость как раз тьютор с учащимся и обсуждает.

Юлия Балабанова: С какого возраста школьники начинают работать с тьюторами?

Виктор Имакаев: Не зря сказал про рефлексию. Возраст определяется тем, когда  у ученика просыпается самосознание. Это конец основной школы. 7, 8, 9 классы. Здесь все индивидуально. В этот момент тьютор может работать с учащимися. 

Юлия Балабанова: Что значит индивидуально? Мы смотрим, проснулось самосознание – отправляем его к тьютору?

Галина Григоренко: У нас в школе совсем недавно это появилось. У нас с 10-о класса. Но со следующего года это будет реализовываться и на 8 и 9 классы. Здесь, правда, все индивидуально. Мне кажется, что с 7-о класса тьютор может уже с некоторыми учениками работать. Допустим, когда он проявляет явно себя в какой-то деятельности, тьютор может провести рефлексию вместе с учащимся.

Мария Мансветова: В нашей практике был недавно пример, девочка второклассница точно знала, что хочет быть актрисой театра.

Юлия Балабанова: Я тоже во втором классе хотела быть актрисой театра. Хорошо, что мама меня отговорила. Скажите, есть параллель между тьюторами и классными руководителями? Я слышала, что сейчас классное руководство замещается тьюторством. Насколько замещается и насколько различен функционал?

Мария Мансветова: Задачей тьюторства является воспитание индивидуальности,  личного образования человека. Задача классного руководителя – сопровождение коллектива. Это совершенно разные педагогические задачи. Классный руководитель организует с ребятами какие-то конкретные дела. Отслеживает. Сейчас эти функции больше забирают кураторы, если они появляются в школах. Тьютор работает с одним человеком. Безусловно, есть школы, где часть тьюторских функций выполняет классный руководитель. Но это более переходный период на непосредственное тьюторское сопровождение в школе.

Юлия Балабанова: То есть, тьюторы не отменяют систему классного руководства?

Мария Мансветова: Было бы хорошо, если бы тьюторская система дополнялась кураторской. Если в ребенке просыпается самосознание, должны быть четко организованы рамки ограничений. Этим должен заниматься куратор или другой человек, организующий эту деятельность.

Юлия Балабанова: Хорошо, тогда поясните разницу между кураторством и классным руководством.

Виктор Имакаев:  Эта разница возникает в моделях индивидуализации обучения, в моделях пространства выбора. Опять же традиционным является для англо-саксонской школы. Начинает появляться в России. В основной школе в рамках пространства выбора, дети пребывают в классе меньшую часть времени. Нежели они пребывают в различных локальных группах по выбору. В этом отношении класс как организационная единица просто прекращает свое существование. На старшей ступни во многих пермских школах это так уже. То есть необходим другой административный способ управления учащимися. Способ управления обычно вводится с помощью куратора на параллели. Есть человек или группа, 2 – 3 человека, которые отвечают за организационные, управленческие вопросы. Они решают сложные аспекты управления. Дети теперь не ходят всем классом на все предметы. Один предмет изучается одними детьми, другой –  другими. И так далее. Это новый функционал, которого раньше не было. А тьютор занимается процессами выбора, рефлексией, осмыслением.

Юлия Балабанова: Как давно у нас в школе появились тьюторы?

Виктор Имакаев: В московских школах, в части новосибирских школ 10 – 12 лет. Вообще, тьюторским направлением в Москве и России руководит Татьяна Михайловна Ковалёва. Это представитель московской педагогической науки. Она даже открыла магистратуру по тьюторству. В Перми тьюторству 3 – 4 года.

Юлия Балабанова: В Перми в скольки школах у нас работают тьюторы?

Виктор Имакаев: Могу сразу назвать. Первое – это новые образовательные центры. Их около десятка по краю. В Перми один. Второе – это школа нашего пилотного проекта «Пространство выбора». Около 8 школ. Активно занимаются тьюторством в Чайковском муниципальном районе. Это связано с тем, что представители этого района сотрудничают с Москвой и с нашим институтом. На край набирается порядка пяти десятков школ, в которых эта практика уже внедряется.

Юлия Балабанова: Сколько необходимо тьюторов на одну школу, для того, чтобы каждого ученика обеспечить таким сопровождением?

Виктор Имакаев: Эта цифра сейчас подбирается методом проб и ошибок. На старте введения тьюторства в образовательных центрах норматив был тьютор на 50 человек. Сейчас, по словам авторов и участников того эксперимента, этот норматив требует пересмотра в сторону уменьшения количества учащихся на тьютора. Англо-саксонская традиция – от 10 до 30 детей. В зависимости от разных факторов.

Юлия Балабанова: Насколько дорого обходится тьюторство школе. Это отдельная ставка? Или это учителя  могут делать дополнительно к своему основному виду деятельности?

Мария Мансветова: Есть разные организационные модели. Ряд школ – 5 классов в параллели, делают 2 куратора, 3 тьютора. Количество ставок остается то же, количество денег остаётся то же. Есть школы, которые хотят более индивидуального тьюторского сопровождения, тогда, безусловно, педагогу доплачивается, он за деньги школы берет дополнительный функционал.

Юлия Балабанова: Далеко не каждый человек готов взять на себя тьюторские функции. Какими он должен обладать качествами, и где ему потом учиться?

Галина Григоренко: Расскажу про свою историю, как я стала тьютором. Люблю интересоваться всем, что происходит вокруг и задаю много вопросов.

Юлия Балабанова: Ваша основная специализация – это история и обществознание. Поэтому нисколько не удивительно, что вас потянуло расширить свои компетенции.

Галина Григоренко: Не важно, какой ты преподаватель, математики, русского, истории. Это не зависит от того, какой ты тьютор. Я еще в школе была в летних лагерях, там мы очень много работали с профориентацией, проектным мышлением. Потом меня от школы отправили на повышение квалификации. Тьюторское сопровождение. После этих курсов  я почувствовала в себе силы стать тьютором. Первое качество – умение слушать человека. Умение не навязывать свои мысли, а узнать, какие мысли есть в голове  у ребенка. Умение задавать вопросы.

Юлия Балабанова: Умение быть хорошим эмпатом,  коммуникатором? Или должны быть еще какие-то качества?

Виктор Имакаев: Эмпания – важное качество. Должно быть умение понять. Второе важное знание – это понимание современного рынка образования, образовательного устройства. Современного рынка труда. Обращаю ваше внимание, что такого знания у современных педагогов нет. 

Юлия Балабанова: И научиться за короткий курс невозможно?

Виктор Имакаев:  Это постоянная самоподготовка. Ты должен читать журнал «Деньги», журнал «Эксперт». Должен вообще разбираться в современной социальности как таковой. Хотел бы еще отметить очень важную вещь, между классическим учителем предметником и учеником всегда существует предмет. Этот предмет определяет их действия. И тот и другой знают, что будет происходить дальше. Есть учебники, план, привычка.   Если убрать предмет, если мы с тьюторской позиции начинаем работать с учеником, то предмет пропадает. В этом отношении я уже непосредственно работаю с мыслями, сентенциями, субъективностью. Субъектностью ученика. С ним самим. Это гораздо более сложно. Ничего не опосредует наше взаимодействие. Этой работе надо учиться. Надо научиться понимать. Сделать так, чтобы этот шарик покатился сам, а не после твоего пинка.

Юлия Балабанова: Насколько сложно совмещать обязанности тьютора и учителя-предметника, когда вы общаетесь с одним и тем же учеником?

Галина Григоренко: Очень сложно иногда переключаться от учителя к тьютору. Но, мне кажется, это плюс в нашей школе тьюторского проекта – я веду небольшую группу в той параллели, в которой работаю как тьютор. Но, когда ко мне приходит ученик, у которого я веду обществознание и в то же время тьютор, уже со временем  стало проще переключиться. Когда общаюсь со своими коллегами, слышу, стало сложно не как литератор говорить о том, что хорошо, а что плохо. А как тьютор.

Юлия Балабанова: Кроме этого еще какие-то сложности есть, с которыми сталкиваются тьюторы в современной российской школе?

Галина Григоренко: Сложности есть. Особенно, когда начинаешь что-то на практике реализовывать. Это иногда и вопросы в коллективе, кто такой тьютор, как это происходит. Это и организационные вопросы. Если говорить про учащихся, нужно ведь и их мышление перестраивать. Они привыкли, что классный руководитель за них будет что-то делать. А тьютор чаще всего не помогает учащемуся. Они иногда прибегают, в какую группу нам пойти, в профиль или в базу? А я не должна им подсказывать. Они должны понять, что они хотят и сами сделать выбор. Это очень сложно для них.

Мария Мансветова: Когда проводим курсы по повышению квалификации по тьюторству, первое, с чем мы сталкиваемся, это подсказки. Педагоги очень любят подсказывать. Первое, чему мы учим, не подсказывать. Вот это преодоление вызывает очень много усилий. Второй момент  - это есть моя позиция правильная, а ты либо со мной согласен, либо  нет. Уход с этой позиции формирующей на тьюторскую - сопровождающую позицию, он тоже очень сложен. На это надо длительное время. Если педагог в течение 20 лет говорил, как надо думать и делать, а сейчас его правильное представление не имеет значения, важно то, что в голове и сознании тьюторанта. Для взрослого это сложно, принять другого, маленького, по твоему мнению, человека, как личность.

Юлия Балабанова: Где у нас учат на тьюторов?

Виктор Имакаев: Если говорить официально, есть магистратура по тьюторству в Москве. Открывается магистратура по тьюторству в области культуры в нашем Педуниверситете. Еще ряд ВУЗов такие магистратуры открывает, но это сюжет последних 3 – 4 лет. Кроме того, организуются курсы повышения квалификации. В частности, их проводит наш институт. Несколько других центров есть и в каре, и в РФ. Отличие курсов, которые мы проводим в том, что они носят практико-ориентированный характер. Откровенно говоря, в академической манере учить тьюторству неправильно и невозможно. Точно так же, как теоретически научить Гештальт-терапии. Такие курсы мы проводим каждый год в рамках наших летних лагерей.

Юлия Балабанова: Мы перешли к разговору о тьюторском лагере. В конце июня он будет.

Мария Мансветова: С 28 июня по 12 июля мы будем проводить тьюторский краевой метапредметный лагерь на базе «Снежинка», это федеральный комплекс в Чайковском. Вообще, лагерь «Вперед в будущее» состоит из нескольких частей. Мы начали с курсов повышения квалификации, но они не в безвоздушной среде, а с непосредственной практикой с детьми. Для детей там тоже будет образовательная программа, будет моделироваться жизнь инновационного университета.  Это будет достаточно мощная спортивная составляющая. Особенность наших лагерей в том, что мы всю образовательную программу не предъявляем. Должна быть интрига. Элемент спорта – новый для нас, он тоже будет интригой. Большой упор делается на профессиональное самоопределение.

Юлия Балабанова: С какого класса вы берете детей в лагеря?

Мария Мансветова: Набор идет с 7-о класса. Но, если педагоги едут со своими детьми, то для них тоже будет организован отдельный класс, курс, где наши специалисты будут работать.

Юлия Балабанова: В ваш лагерь можно приехать целым классом, правильно понимаю?

Мария Мансветова: Мы работаем не с классами, мы работаем с группами. 5 человек, максимум 10 детей и один педагог. Больше бывает в редких случаях. Почему не с классами? Если приезжает класс, то в лагерь приезжает устоявшаяся система отношений. Одна из задач лагеря  - сломить вот эту школьную среду и погрузить детей в инновационную среду. 

Юлия Балабанова: Учите вы как детей, так и педагогов, которые с ними приезжают?

Мари Мансветова: Да у нас проводятся занятия педагогов. Проводятся пары для ребят, где участвуют и педагоги. И педагоги тоже что-то будут проводить для ребят.

Юлия Балабанова: Получается, что в лагере есть коллектив тьюторов для тьюторов? Дети и учителя находятся в равных условиях?

Мария Мансветова: Да. Мы в течение 4-х лагерей практикуем такую тему, как бально-рейтинговая система для всех участников. Чтобы педагогам было не очень обидно оказываться в конце списка, мы придумали логины для всех. Человек ищет свой логин. На первом месте может быть как педагог, так и ученик. Приведу пример недавнего лагеря, когда девочка второклассница заняла 11 место из 60 человек. Там были и педагоги, и старшеклассники. 

Юлия Балабанова: А за что люди баллы получают?

Виктор Имакаев: За очень разные реализованные события, решения, победы на тех же метапредметных олимпиадах. За какие-то реализованные социальные пробы. За проекты, написанные тексты. За те продукты, которые они создали.

Юлия Балабанова: Хочется немного более предметно понять.

Виктор Имакаев: Социальные, профессиональные пробы имеют несколько уровней.

Мария Мансветова: Эти практики, они были в 2010 году, когда девочка захотела стать стюардессой. Они вдвоем с подругой организовали самолет. Мы пригласили стюардессу, в режиме реального времени проигрывались ситуации. Девочка надела форму, проверяла себя на то, способна она или не способна. Потом была масса проектов, и врачи, когда их в 2 часа ночи будили, они ходили, мерили давление.  Все тьюторы участвовали в этом с удовольствием. У каждого своя роль расписана была, все снималось на видео. Это реальные живые вещи, когда ребенок, так сказать, приближен к боевой обстановке. Тут разные уровни, когда он сам себе делает, когда ему взрослые делают.

Юлия Балабанова: Вы окунаете детей во взрослую жизнь. Не лишаем ли мы их детства. Счастья неведения.

Виктор Имакаев: Это очень хороший вопрос. С моей точки зрения, мы опаздываем. Благодаря той теплой, благотворной атмосфере с огромным количеством подсказок и решений, которые за тебя принимают, наши дети и уже подростки длят свое иждивенчество аж до ВУЗа, а иногда и до его окончания. В этом отношении социальная самостоятельность, умение принимать решение, а самое главное, их реализовывать не является распространенной чертой современного школьника и студента. Не является именно потому, что школа никак не учитывает, не работает с субъектностью. Не позволяет ей реализоваться. С этой точки зрения, психологии современных детей – мы опаздываем. Они готовы брать на себя ответственность гораздо раньше.  Что касается того блаженного состояния неведения – это очень хорошо, только в определенных культурных образовательных нишах. Где-то я должен пребывать в состоянии неведения, где-то все больше и больше как подростка меня должны интересовать вещи, должны появляться участки, где я беру ответственность. Этот социальный опыт проб и ошибок в хорошем смысле я должен начинать проходить, наверное, с середины основной школы, с 7 – 8 класса.

Мария Мансветова: Наш лагерь он те только со стороны профессии и образования. Мы учим ребят  как свой досуг можно сделать интересным. Так как мы с ними живем в одном месте, общаемся, они видят стиль работы нашей команды, взрослые отношения. На самом деле, жизнь взрослого человека она не утомительно ужасна, она может быть интересной. Этому мы тоже учим. Мы с ними играем по вечерам. Они хотят, присоединяются, хотят – устраивают что-то свое, зовут нас.

Юлия Балабанова: Вы проводите такие лагеря не первый год. Можно ли говорить о каких-тог результатах этой деятельности? Есть ли люди, которые приезжают к вам по несколько раз?

Виктор Имакаев: Таких рецидивистов, к счастью, мало. Говорю, к счастью, потому что подсаживание на такие лагеря говорит о том, что мы сработали не очень хорошо. Результаты, прежде всего, оценивают родители, когда дети возвращаются. Причем, они проявляются в мелочах. Как всегда основные результаты проявляются в мелочах. Например, ребенок начинает совершенно по-новому организовывать свой досуг и быт. Более важные вещи – сын, вернувшись домой, принял решение, договорился с папой, они съездили в Москву, он пришел в ряд юношеских футбольных клубов, нашел клуб, в который его взяли. Ребенок из небольшого муниципального городка Пермского края, мечтавший о футболе. Дети начинают принимать осмысленные, осознанные решения сами. Воспринимая родителей как помощь, советников, поддерживающую сторону. У них меняется отношение ко времени. Они начинают его больше ценить. Многие родители, с которыми мы обязательно встречаемся после проведения лагерей, отмечают, это. Вот, например, Костя Ларионов, который был в одном из первых лагерей, сейчас учиться в одном из престижных ВУЗов. А придумал он это в 8-м классе, когда был в нашем лагере.

Мария Мансветова: Он не верил, что сможет туда попасть, а  смог сам.

Юлия Балабанова: Что дает человеку общение с тьюторами и что дает сам этот тьюторский путь?

Виктор Имакаев: Мы недаром называем наш лагерь тьюторским еще и метапредметным. Очень часто выясняется, что для достижения свой цели ученику, школьнику нужно преодолеть ряд барьеров и стереотипов, причем, они зачастую лежат на поверхности.  Например, будущий журналист просто боится задавать вопросы, брать интервью, публично выступать. С этими метапредметными результатами школа только-только начинает работать.  В этом отношении мы недаром вводим в ткань лагеря большое количество таких краткосрочных практик, где ребята реально делают шаг развития. Ребята пытаются поруководить каким-то коллективом, задумывая и делая это как собственную пробу. Мальчик в одном из зимних лагерей мечтал провести эстафету.  Он, кстати, сам сходил к директору лагеря, взял инвентарь под роспись. Его ощущения после того, как он провел эстафету – я впервые руководил людьми, и они меня слушались. Он вдруг поняло, что ему важно командовать, что в этом есть определённое удовольствие. Он стал что-то понимать для себя. Моменты преодоления сильно придвигают детей.

Юлия Балабанова: Вы сказали, что приглашали профессиональную стюардессу, кого еще из специалистов приглашали?

Виктор Имакаев: Мы приглашаем самых разных людей. В одном из лагерей у нас был Олег Русских, который много работал на «Эхо Перми».  Приезжал Михаил Чудин, очень уже известный молодой переводчик, который переводил в свое время Чиркунова. Приезжал Миша Тимофеев, который сейчас мосты строит по всей России. Приезжают журналисты, политики, врачи. Приезжают ректоры ВУЗов. Малянов приезжал. Актеры. Мы приглашаем людей, которые достигли определённых высот, которые могут откровенно без грубости и хамства поговорить с детьми о своей собственной профессии.  

Юлия Балабанова: Это творческая встреча, мастер-класс или как это происходит?

Мария Мансветова: Мы привлекаем сюда наших друзей, а у нас друзья – большие профессионалы в сфере образования. Случилось так, что я об одной из своих подруг, когда она на встрече с детьми рассказывала о своей профессии, узнала больше, чем за все остальное время. Дети задают вопросы и взрослые отвечают. С чем мы столкнулись в одном из лагерей в Чернушке, когда директор говорила, придите, поговорите с нашими детьми. Отвечали, с кем угодно, только не с детьми, мы их боимся.  Нужно было проводить определенную работу, чтобы взрослые мужчины, руководители крупных предприятий, могли выйти и поговорить.

Юлия Балабанова: А почему они боятся детей?

Мария Мансветова: Дети задают неудобные вопросы и ждут честного ответа. Не все взрослые на это готовы.

Юлия Балабанова: Может быть, они думают, что дети не дисциплинированы и начнут стоять на ушах?

Виктор Имакаев: Нет, понимаете, это руководители достаточно крупных предприятий. Люди, которые привыкли руководить. Мне кажется, что они боятся того, что понимают, в такой ситуации не стоит фальшивить. Говорить с детишками не фальшиво, на грани откровенности, при этом, может быть, что-то оставляя за кадром, это очень сложно, нужно психологически быть готовым. Что касается разных практик. Иногда мы зовем просто на беседу, а иногда на проведение самой пробы.

Мария Мансветова: Сейчас у нас планируется участие в нашем проекте «Пермкино». Если все сложится, ребята будут снимать фильм с профессиональными режиссерами и операторами.

Юлия Балабанова: Нынешние дети достаточно циничны, у них нет пиетета, какая-то своя система координат в голове. Насколько сложно находить общий язык с нынешним поколением «В контакте»?

Галина Григоренко: Мне кажется, эта циничность прикрывает совершенно другие их качества. Это все уходит. Я считаю, что дети совершенно не циничные. Первая маска очень быстро открывается. За счет того, как они видят работу команды, как они видят учителей. Они раскрываются.

Виктор Имакаев: Некое позерство, заносчивость, цинизм – это то, что молодым людям во все века приписывалось.  Это как раз проблема того, что молодой человек не доверяет взрослому. Это следствие недоверия, которое воспитано годами его пребывания в школе, в этой зачастую фальшивой среде отношений. Во все времена и педагоги, и тьюторы находили способы преодолеть это недоверие. Великими становились именно те, кто такие ходы находил. Единственное, чем отличается нынешняя молодежь – пренебрежительным отношением к знанию, как к таковому. К информации. В эпоху интернета. Говорящая голова, которая что-то сообщает, воспринимается как часть ритуала, смысл которого давно позабыт.

Юлия Балабанова: Где можно найти более подробную информацию о лагере?

Мария Мансветова: Информацию можно увидеть на сайте www.presto.permp.ru